За это время русские подтянули тяжелую артиллерию, завезли побольше снарядов, к ним подошли части огнеметчиков, а также прибыли десятки танков, которые метали адские воспламеняющие смеси на сотню шагов. Но основной удар наносили исключительно по большим площадям лесов своими реактивными минометами, которые ни на что больше не годились. Их ракетные снаряды из них летели куда угодно, кроме самой цели, относительно недалеко и с большим разбросом. Зная это, немецкие артиллеристы быстро накрывали огнем позиции этих самых «катюш», над которыми в сухую погоду поднимались столбы дыма и пыли, и горе им, если сразу после залпа машины не успевали быстро покинуть позиции. Хотя зрелище сотен летящих по воздуху в ночном небе рукотворных «комет» с огненными «хвостами» было удивительным и устрашающим, вот только воздействие на солдат было больше психологическим. Может быть, какие-то недостаточно обученные войска эти дьявольские приспособления и напугали бы, а дикие азиатские и африканские племена привели в ужас, но не стойких духом германских солдат, к тому же хорошо окопавшихся. Но когда накрывались сразу огромные площади в глубину на пять — восемь километров, тут все зависело от калибра самих ракет в 8 или 13 см, вот тогда становилось по-настоящему страшно. И можно было только с едва сдерживаемым страхом гадать, сколько «органов Сталина» подвезли большевики на этот раз.
— Они снаряжают их термитом специально, что бы было как можно больше пожаров, не жалея собственное население, которое здесь проживает. Какие бессердечные и жестокие твари!
Генерал выругался, не сдерживая эмоций. Аристократа раздражало такое варварское отношение русских к своим соотечественникам, что не успели эвакуироваться. И в то же время, точно такое же отношение к «склавенам», то есть славянским рабам, было у его предков, которые добрым рыцарским мечом приводили языческие племена к покорности. А еще больше бесило то, что, не проявляя жалости к своим, русские ясно показывали, что всех немцев, что пришли на их землю, они истребят до последнего человека, и с собственными потерями считаться не будут. И запугать их невозможно, хотя входившие в состав окруженной группировки эсэсовцы из дивизии «Мертвая голова» Теодора Эйке проявляли максимальную свирепость, расстреливая захваченных в плен красноармейцев, а попутно, из опасений перед партизанами, уничтожая деревушки вместе с жителями, не жалея стариков, женщин и детей. Так что за эти зверства пощады никому не будет — это окруженные под Демянском германские солдаты отчетливо понимали, просто никто не ожидал, что их начнут вульгарно выжигать, причем буквально жечь. Пожары разрастались, кое-где загорелись торфяники — удушливый дым стелился над землей, люди буквально задыхались. Но отчаянно сражались, стараясь отбивать русские атаки, однако бесплодно — кольцо окружения медленно сжималось, будто гигантская анаконда обвивала свою несчастную жертву, душа ее в смертельных «объятиях».
Германские дивизии медленно пятились, сдавая позицию за позицией, но все же отходили к Демянску, сражаясь ни столько с противником, сколько с чудовищным огнем. Русские действовали решительно — вначале пускали пал, потом добавляли «жару» огнеметами, а там быстро продвигались вперед по выжженной земле, пуская вперед танки, что оставляли на пепелищах характерные «рубчатые» следы. А затем вперед продвигалась пехота, подтягивалась тяжелая артиллерия, подвозились боеприпасы и снова выдвигались в одну из ночей реактивные установки.
И все начиналось сначала…
— Прах подери, если фон Кюхлер затянет с помощью, нас тут всех превратят в обжаренное мясо!
Генерал Брокдорф прекрасно понимал, чем закончится сопротивление его войск в «крепости Демянск» — еще пара недель, и девяносто тысяч хороших немецких солдат будут полностью истреблены, убиты или сгорят в пламени. Самолеты в «котел» уже не летали — оба аэродрома обстреливались советской артиллерией днем и ночью, до взлетно-посадочных полос уже добивали 152 мм гаубицы. И хотя люфтваффе отчаянно боролась за господство в воздухе, большевики тоже наращивали свои военно-воздушные силы. И действовали необычайно смело, вели настоящую охоту не только за германскими самолетами, но и за планерами, в результате чего поступление пополнений практически прекратилось — никто не собирался отправлять солдат в их последний полет, в котором девять из десяти, поджидала в конце «путешествия» неминуемая смерть.