– В этой глуши, наверное, и не случается ничего страшного, – улыбнулся Алексей.
– Зря ты так думаешь, – насупился Маслов. – На прошлое Рождество деда Гринева арестовали за убийство сына. Люди в шоке были. Ветеран Великой Отечественной, достойный человек, его на 9 Мая даже замглавы администрации поздравлять приезжал. Ты сына его Гришку, наверное, не знал. С зоны откинулся лет шесть назад, сам уже в годах был. Осел в Затеше у отца, бабу привез из Акулова. «Крыша» на Рождество поехала, видно, выпил маловато, – усмехнулся Виктор Павлович. – Темная история, носился по дому, мебель громил, бабу свою из окна в сугроб выбросил, на старую мать руку поднял. Дед с берданкой приковылял, когда он душил ее. Плечо прострелил мерзавцу, тот и успокоился. Вроде живы все остались, давай ментов из Монина вызванивать. Но перемкнуло что-то у старика – перезарядил берданку да добил отпрыска – половину черепушки снес ему к чертовой матери! Так бы прокатило – самозащита от взбесившегося зверя, все такое. Но явно, что стрелял с целью убить. Девяносто четыре года старику было – повезли в изолятор, за решетку посадили. Дело завели по сто пятой. Неделю дед Гринев в кутузке продержался да помер. Даже выяснять не стали отчего – мол, давно пора старику. Старуха его в тот же год откинулась, баба, что с Гришкой жила, слиняла куда-то – ей все равно бы тут жить не дали…
– А еще с Тамарой Степановной Миньковой история приключилась, – сказал Черкасов. – Обычная баба, за сорок. Спокойная всегда была, приветливая. В сельсовете на бумагах сидела. Взяла и пропала. Так бы и искать не стали – баба-то одинокая, но глава сельсовета Кравчук шум поднял. Нашли за Акуловом в лесополосе. Живая, но не в себе. Никого не узнает, ничего не помнит, смотрит на всех со страхом. В больницу отвезли – несколько синяков и травма черепа. Сбил ее кто-то на дороге – видимо, пешком из Монина в Акулово шла. Остановились, сунули в багажник, завезли подальше и выбросили. У женщины память отшибло, «крыша» съехала – в общем, беда, пропала баба. Того, кто сбил ее, понятно, не нашли. Сейчас она в «психушке» в Мирославле, совсем помутилась разумом…
– Ладно, давайте выпьем, – встрепенулся Маслов. – Не будем о плохом, а то соседушка расстроится да обратно в армию смотается.
Снова ели, пили, хрустели луком и огурчиками. К текиле приспособились – нормальная гадость.
– Делать-то что собираешься? – чавкал Черкасов. – Ты, вообще, определился – навсегда в пенаты или так, погостить? Но учти, продать дом у тебя, скорее всего, не выйдет. Под дачку вряд ли купят, а работы в деревне нет – никто не поедет сюда на «постоянку». Так что быльем все зарастет, если уедешь. Или, вон, Палычу свою халупу завещай, пусть присоседит к своему участку, ограду наконец снесет между вами, картошкой огород засадит.
– Да не нужен мне этот геморрой, – фыркал Маслов, – своего хватает – восемь соток, куда уж больше? Последить за сохранностью – одно, а постоянно тянуть этот воз – чур меня, как говорится.
– Ей-богу, мужики, не думал об этом, – божился Алексей. – Не было планов продавать – другого-то дома у меня нет. Поживу, осмотрюсь, с голода пока не пухну, деньжат на черный день накопил.
– Давай ко мне на пасеку, – предложил Черкасов. – Деда-бездельника уволю к чертовой матери, будешь моим помощником. Компаньоном, так сказать. Расширимся к следующему лету, фирму свою организуем. «Частные пасеки Черкасова»… – Он задумчиво уставился в облезлый потолок веранды. – Ну и Воронича, конечно, гы-гы… А что, звучит?
– Ладно, поживем – увидим. Может, не понравится, переселюсь куда-нибудь в Таиланд, буду на солнышке до пенсии греться, девчонок местных щупать…
– Ты с ними поосторожнее в Таиланде, – предупредил Борька. – Знающие люди по секрету сказывали, что половина девчонок в Таиланде – никакие не девчонки…
Ржали так, что дрожала и чуть не сыпалась крыша веранды. О плохом уже не говорили – сегодня только о хорошем! Снова пили, ели – еда, в отличие от спиртного, не переводилась. Перешли на анекдоты. Было уютно, весело, алкоголь туманил голову. Старенький дом вздрагивал от хохота. Весьма некстати кончилась текила. Сидели, как сироты, растерянно глядя друг на друга.