И тут я увидел его.
Мадымба лежал на палубе лицом вверх; между рёбер у него застряло тяжёлое копьё. Из страшной раны не переставая хлестала кровь, растекаясь алым ручьём. Несчастный был ещё жив и смотрел на меня широко раскрытыми, полными муки глазами, сжимая обеими руками копьё, словно пытался выдернуть его. Он тужился что-то сказать, но на губах лишь выступила кровавая пена. Мне уже доводилось видеть подобные раны во время войны в Испании, и я знал, что бедный Мадымба неизбежно умрёт, захлебнувшись собственной кровью, а я ничем не в силах ему помочь.
К несчастью, у меня не было времени с ним возиться, а потому я лишь сочувственно взглянул на него и, не отвлекаясь больше ни на минуту, принялся забрасывать дрова в топку старого парового котла, которому, похоже, было никак не меньше ста лет. Затем я закрыл железную дверцу топки, и управляющий лопастным колесом шатун тут же заработал быстрее. Очень медленно, метр за метром, тяга все же одерживала верх в битве с рекой. Лопасти замолотили по воде со все возрастающей скоростью, и вскоре мы удалились от берега — главным образом, благодаря моим усилиям и тем дровам, которые я забросил в котёл, даже не задумываясь, что он может не выдержать и взорваться. Стоя босыми ногами в ещё тёплой крови Мадымбы, я думал лишь о том, как бы поскорее убраться отсюда.
Спустя полчаса мы наконец почувствовали себя в безопасности, прибившись к островку посреди реки, куда не долетали ни стрелы, ни копья.
Когда лопасти с силой замолотили по воде, туземцы исчезли столь же неожиданно, как и появились. Возможно, именно это чудище из железа и дерева, издававшее сердитый плеск, и заставляло их держаться на расстоянии. Боюсь, что, если двигатель снова заглохнет, они тут же нападут опять.
Измученный работой добровольного кочегара, я бросился туда, где оставил Джека, и спросил, как он себя чувствует, на что тот ответил угрюмым фырканьем и целой тирадой непристойных эпитетов в адрес напавших на нас туземцев. Даже если ранившая его стрела и была пропитана ядом, это никак не повлияло на его красноречие.
Подставив плечо, чтобы он не опирался на раненую ногу, я помог ему подняться по узкому трапу, ведущему на верхнюю палубу, где нас встретили с выражением удивления и ужаса на лицах; причём всех напугала не столько рана Джека, сколько мои брюки, до колен пропитанные кровью.
Я рассказал о том, что произошло на нижней палубе, о судьбе несчастного Мадымбы и о плачевном состоянии Мутомбо. За одно утро один помощник Верховена умер, другой сошёл с ума, а восемь матросов бесследно исчезли в ночи. Всего лишь за несколько часов экипаж «Короля буров» сократился более чем вдвое.
Сначала мы предположили, что восемь наших матросов — трудно было не рассмеяться, называя матросами эту банду полуголых каннибалов — возможно, принадлежат к тому же племени, что напало ночью, и сбежав, они присоединились к своим сородичам; однако, поразмыслив, мы пришли к выводу, что им не было никакой необходимости это делать, они спокойно могли перерезать нас во сне. Возможно, они почуяли надвигавшуюся опасность и сбежали, не посчитав нужным нас предупредить, за что я, сказать по правде, не могу их осуждать. Не думаю, что Верховен позволил бы им уйти. Как бы то ни было, но их массовое бегство заставило нас взять на себя поддержание порядка на судне, управление им и обслуживание парового котла.
Итак, коротко простившись с Мадымбой, мы похоронили его на песчаном острове, после чего остаток утра приводили судно в порядок и выдёргивали утыкавшие обе палубы бесчисленные стрелы, совершенно точно не отравленные.
Кармен промыла джином рану Джека и перевязала её лоскутом ткани. Оказалось, Хадженс тоже получил лёгкую рану в руку, но никому не позволил даже взглянуть на неё.
К полудню мы уже были готовы двигаться дальше. Несмотря на соблазн провести ночь на островке посреди реки, мы пришли к выводу, что лучше все же поскорее убраться отсюда подобру-поздорову. Мы не могли рисковать, подвергаясь угрозе нового нападения. А кроме того, если туземцы до сих пор не пытались подобраться к нам на лодках, это не значит, что лодок у них не было и они не смогли бы сделать это позднее. А значит, будет лучше, если мы как можно скорее отправимся в путь. И теперь мы не спускали глаз с песчаного берега, в любую минуту ожидая новой атаки разъярённых туземцев.
Поскольку Верховен настаивал на том, что ночью поведёт судно сам, я сменил его у штурвала до семи часов вечера, чтобы он мог отдохнуть и поспать.
И теперь я дописываю эти строчки, сидя под тусклой керосиновой лампой, слушая умиротворяющий шум двигателя и зная, что, едва сомкну глаза, мне будут сниться лужи крови, промочившей брюки до колен.
День 8
31 января 1942 года
Река Эбола
Я проснулся с первыми рассветными лучами, подсознательно отметив, что звук двигателя изменился, а плеск колёсных лопастей неожиданно прекратился. Первая моя мысль была о новой утечке в котле; я вскочил как подброшенный пружиной и, ещё не проснувшись окончательно, бросился в рубку.
Верховен стоял у штурвала, вцепившись в него обеими руками и не сводя глаз с реки.
— Что случилось? — спросил я в тревоге.
Он указал вперёд, и тогда я разглядел менее чем в сотне метров от нас несколько десятков огромных чёрных глыб, заполонивших все русло реки, так что пробраться между ними не было никакой возможности.
Но тут одна из глыб неожиданно зашевелилась, и из воды вынырнула огромная голова, повернувшись в нашу сторону. Поглядев на нас, она красноречиво разинула необъятную пасть, показав устрашающие клыки размером с руку. Намёк был более чем ясным.
— Бегемоты, — сказал Верховен и тут же пояснил, хоть в этом и не было необходимости: — Плеск колеса приводит их в ярость. Если они ударят по колесу или даже просто навалятся, то могут сломать.
В эту минуту в рубке появились Кармен, Хажденс и Джек — как и я, встревоженные и полусонные.
Если бы мы попытались пройти на полном ходу сквозь эту массу громадных мускулистых туш, вооружённых клыками и обезумевших от ярости, они могли бы серьёзно повредить судно, а потому Верховен сбавил ход до минимума. Со скоростью чуть большей одного узла мы приблизились к компактной группе бегемотов; они с любопытством косились на нас и порой угрожающе разевали пасти, но в целом им, похоже, не было до нас особого дела.
Столпившись на носу с баграми и лагами, мы легонько похлопывали по спинам ближайших бегемотов, чтобы заставить их посторониться, словно пассажиров автобуса, чтобы те подвинулись и пропустили к выходу.