— Значит, вы говорите, этот человек умер от малярии, — заключил Джек.
— Нет, я лишь сказал, что он был болен малярией, — поправил бельгиец. — А умер он уже в больнице, по какой-то другой причине. Люди говорили, что его убили.
— Черт!
— А другой выживший? — спросил Хадженс. — Что случилось с негром?
— Он тоже исчез, — ответил ван Дайк. — Его арестовали, чтобы допросить и выяснить, кто он такой, откуда взялся и что ему известно об этой экспедиции, но в ту же ночь, когда умер немец, он сбежал из кутузки, где его держали, и с тех пор его больше никто не видел.
— Понятно, — протянул Хадженс, когда бельгиец закончил свой рассказ. — Итак, мы имеем немецкую научную экспедицию, сгинувшую в джунглях и не оставившую свидетелей, так? Это все для меня весьма важно, поскольку…
— Ну ладно… Я не знаю, имеет ли это какое-либо значение, но в тот день, когда груз доставляли на корабль, грузчик уронил один ящик, и он раскрылся. Тут же появился Мастерманн, дал пинка негру, уронившему ящик, и заколотил его вновь. Однако я стоял рядом и успел заметить внутри какие-то склянки с заспиртованными тварями и книгу-гербарий с засушенными листьями. В книге были записи на немецком. — По очереди посмотрев на Райли и Хадженса, он добавил: — Вам это о чем-нибудь говорит?
Хадженс ничего не ответил; лишь цокнул языком и повернулся к Райли. Обоим сразу вспомнились все те образцы, которые они видели на складе.
— Итак, — продолжал допрос Хадженс, — вы считаете, что Мастерманн тоже выжил в этой экспедиции?
Ван Дайк вытаращил глаза и покачал головой.
— Нет, что вы! Никоим образом. Вспомните, она сгинула в 1935 году, а таинственный господин Мастерманн появился лишь в мае 1940 года. Не мог же этот человек целых пять лет блуждать по джунглям. Нет, — повторил он, — я склонён думать, что этот человек специально приехал в Конго, чтобы доставить груз в Германию.
— А зачем?
— Кто его знает, — пожал плечами он. — Я же вам сказал, что этот Мастерманн ничего мне не объяснил. Я уже рассказал все, что мне известно.
Хадженс задумался, пытаясь уложить в голове слова ван Дайка, а Алекс вновь обратился к коммерсанту:
— Я только одного не понимаю: почему вы не рассказали нам об этом с самого начала? — Он задумчиво почесал нос. — Ведь вам же это ничем не грозило…
Бельгиец вновь промокнул платком тонкие усики, вытирая последние остатки крови.
— Господин Мастерманн, — произнёс он, боязливо покосившись в окно, словно опасаясь, что за ними могут наблюдать, — предупредил, что будет следить за мной, и если я кому-нибудь проговорюсь хоть словечком об этом грузе, он меня собственными руками… — С этими словами он провёл по шее ребром ладони. — И теперь, когда вы стали расспрашивать меня о «Герцогине», я подумал, что это он вас прислал, чтобы меня испытать.
— Ну, теперь вы убедились, что это не так, — сухо ответил Хадженс. — А ещё что-нибудь полезное вы можете сообщить? Скажем, какие-то имена? Или адреса? Или даты? Что-нибудь можете вспомнить?
Несколько секунд ван Дайк что-то пытался вспомнить, но в конце концов покачал головой.
— Нет, простите, — ответил он. — С тех пор прошло два года, и за это время я ничего не слышал ни о Мастерманне, ни о пропавшей экспедиции.
Хадженс недоверчиво скривился.
— Ну, что скажете, капитан? — повернулся он к Райли. — Вы считаете, он действительно все рассказал?
— Я все рассказал! — воскликнул ван Дайк. — Клянусь!
Алекс уставился на бельгийца. На его подбородке засохла кровь, лицо побагровело, а в глазах застыл безотчётный страх.
— Не думаю, что вы настолько глупы, чтобы нас обманывать, — произнёс он наконец. — Ведь правда, господин ван Дайк?
Коммерсант энергично закивал.
— Я не солгал, клянусь! — повторил он. — Клянусь, я рассказал все, что знаю.
— Ну что же, — Хадженс удовлетворённо улыбнулся и встал, — я благодарен вам за сотрудничество, господин ван Дайк. И никому ни слова о нашем разговоре, если не хотите крупных неприятностей, конечно. Впрочем, полагаю, вы и сами понимаете.
Хадженс, как ни в чем не бывало, протянул ван Дайку руку.
Бельгиец испуганно покосился на протянутую руку, которая ещё совсем недавно прижимала нож к его горлу. Однако он понимал, что у него нет иного выбора, кроме как пожать её, стараясь выглядеть непринуждённым.
— Конечно, — ответил он, состроив гримасу, изображающую улыбку, и пожал руку Райли. — Все это — не более чем ужасное недоразумение.
— Ну что, без обид? — спросил Хадженс, пододвигая к коммерсанту лежащий на столе слиток.
Тот расплылся в улыбке, показывая зубы, тоже испачканные кровью.
— Без обид, — ответил он.
Видя, что говорить больше не о чем, оба американца повернулись и, не прощаясь, вышли из кабинета.
— Ну, что скажете? — спросил Хадженс, спускаясь по лестнице.
— Думаю, он был слишком напуган, чтобы лгать, — убеждённо ответил Алекс. — Хотя трудно сказать, имеет ли эта фантастическая история о пропавшей экспедиции какое-либо отношение к нашему грузу.
— Ну что ж, — беззаботно заявил Хадженс, — теперь у нас есть лишь один способ это выяснить.
Райли резко остановился.
— Что вы хотите этим сказать?
Хадженс, уже почти спустившись вниз, повернулся к бывшему интербригадовцу.
— Я хочу сказать, что нужно ехать в Леопольдвиль, — ответил он таким тоном, словно речь шла о чём-то вполне обыденном. — До него всего день пути поездом вверх по реке, и там мы сможем найти ответы на наши вопросы.
В голове Райли роилось бесчисленное множество возражений, но прежде чем он успел связно сформулировать первое из них, Хадженс уже исчез из вида, зато послышался его голос, извещавший Марко и Джека, что пора уходить.
А в это время этажом выше ван Дайк пытался оттереть носовым платком засохшую кровь с лица. С тоской посмотрел он на кусок тонкого батиста, весь измятый и окрашенный в ярко-алый цвет его собственной кровью.
«Вот чёртовы ублюдки!» — думал он, задыхаясь от бессильной ярости. Никто не смел так с ним обращаться! И неважно, что они ему заплатили; никому не позволено так себя с ним вести…
И тут его взгляд упал на потёртый чёрный телефон, стоявший на углу стола. Глубоко вздохнув, он протянул руку и снял трубку.
32
Экипаж «Пингаррона» в полном составе собрался в кают-компании. Все расселись вокруг стола и внимательно слушали пояснения капитана. Снаружи лило как из ведра, и дождь все усиливался, барабаня в дверь. От влажности и жары все нещадно потели. Одежда липла к телу, будто в ней только что приняли душ.