— Не будете ли вы столь любезны, — закончил он, — сообщить мне что-либо об этом Мастерманне или о грузе, который, как мы полагаем, он здесь выгрузил два года тому назад?
С этими словами он достал бумажник и вынул оттуда несколько купюр, которыми хвастливо помахал перед ними, подтверждая свои слова самым весомым аргументом.
— Так значит, никто ничего не знает? — спросил Джек, прежде чем кто-либо успел открыть рот. — Мы хорошо заплатим.
Внимание Райли привлёк один из укрывшихся в тени людей; у него была угольно-чёрная кожа, широкая тяжёлая челюсть, расплющенный нос и мощное телосложение. Он не сводил с Райли пристального взгляда, словно хотел что-то сказать. Видимо, это был человек одного с ним возраста, но в глазах его читалось, что он прожил совсем иную жизнь. В этих глазах Алекс увидел знакомое выражение, которое встречал много лет назад, во время войны с франкистами, у пленных солдат, прекрасно знавших, что на рассвете их расстреляют. Это был взгляд, полный гнева, безнадёги и при этом тупой покорности и полного осознания, что его место в этом мире — где-то далеко на задворках.
— Они смотрят на нас, как будто мы черти из преисподней, — прошептал Джек, словно угадав его мысли.
Алекс вошёл в тень мангового дерева, приблизился к этому человеку и присел рядом с ним на корточки.
Только тут он заметил, что у негра недостаёт левой руки.
— Возможно, они и считают нас таковыми.
Он посмотрел на остальных, с трудом выдержав их полные ненависти взгляды.
— Ты только взгляни на их руки и ноги, — прошептал Джек, наклонившись к Алексу. — Они тут все однорукие… или безногие.
Это открытие настолько потрясло Райли, словно его ударили по голове. Действительно, в этой группе не было ни одного человека, у которого были бы целы все четыре конечности.
— Боже! — прошептал он, догадавшись, что такое обилие калек никак не могло быть случайным совпадением. Кто-то отрубил им руки и ноги именно здесь, в этом месте.
Внезапно он почувствовал, насколько неуместно выглядит здесь со своими глупыми вопросами и жалкой пачкой банкнот в глазах этих людей, которые даже не представляют, что с ними делать, и, вполне вероятно, обвиняют всех белых людей в своих увечьях.
Он уже открыл рот, чтобы спросить, кто и почему это сделал, но не сумел издать ни звука. Внезапно он понял, что на самом деле все эти вопросы совершенно бесполезны и ничего не дадут, кроме удовлетворения праздного любопытства. Он все равно не сможет ничего изменить, при всём желании не сможет вернуть им утраченные руки и ноги, как не освободит их от того ярма, что надели на них белые люди, объявив себя хозяевами их мира и их жизни. Единственное, что они могли чувствовать, сидя рядом с ним в тени дерева и молча глядя в сторону реки — это невыносимый зной и ленивое презрение к заносчивым белым чужакам, что пристают к ним со своими смехотворными проблемами, зудя что-то на непонятном языке, словно назойливые мухи в хлопковых костюмах.
— Поехали отсюда, — сказал Джек, словно прочитав его мысли. — Нам не следовало сюда приезжать.
Алекс кивнул, вставая.
— Ты прав.
С этими словами он кивком попрощался со всеми и повернулся к ним спиной, уже собравшись уходить.
И тут у него за спиной неожиданно раздался густой бас:
— Монделе.
Обернувшись, Райли увидел, как один из них — мужчина с горящим взглядом — указывает обрубком правой руки в сторону одной из хижин, разбросанных вокруг пляжа.
— Монделе, — повторил он.
Алекс вновь склонился к нему и почти неслышно прошептал: «Спасибо». Расспрашивать больше было не о чем: ему и так уже сказали все, что могли. А потому, не добавив больше ни слова, он покинул уютную тень дерева и в сопровождении Джека направился в сторону указанной хижины.
36
Они остановились перед грубо сколоченной, криво навешенной дверью, и Джек трижды постучал, но не получил ответа.
На двери не было видно ни замка, ни даже простой задвижки; лишь отверстие, а сквозь него протянута верёвочная петля, накинутая на крючок.
— Сдаётся мне, в доме никого нет.
— Войдём, — сказал Алекс, толкая дверь, и та, открывшись, прочертила полукруг по утоптанному земляному полу.
Внутри хижины царил полумрак, ишь тусклый свет проникал через открытую дверь у них за спиной, да несколько солнечных лучей пробивались сквозь пальмовые листья на крыше и рассекали пространство, подобно световым мечам.
Моряки озирались, не в силах ничего разглядеть в полной темноте после яркого света дня. В воздухе плавал резкий запах пота, сырости и гнили, казалось, намертво въевшийся в сами стены лачуги. Нещадное зудение мух стояло в ушах, напоминая треск корабельной рации.
— Монделе? — окликнул Алекс, невольно понизив голос почти до шёпота. — Монделе? — повторил он чуть громче.
Никто не ответил.
— Черт! — выругался Джек. — У этих негров просто мания тупо молчать, когда к ним обращаются…
— Тс-с-с! — Алекс поднёс палец к губам. — Монделе! — повторил он уже громче. — Господин Монделе!
Несколько секунд они молча стояли у двери, как незваные гости, явившиеся без приглашения в чужой дом и понимающие, что в любую минуту их могут выставить.
— К черту! — прорычал Джек, нетерпеливо врываясь в тёмную хижину. Алекс последовал за ним.
Они сделали несколько шагов внутрь хижины, перегороженной грубо сколоченной деревянной стойкой, на которой стояла пара стеклянных бутылок, наполовину заполненной грязно-серой белёсой жидкостью, похожей на сильно загрязнённое молоко.
— Немало повидал я в своей жизни барных стоек, — проворчал Джек, опираясь на неё локтями, — но эта просто ни в какие ворота не лезет.
— Здесь никого нет, — произнёс Райли, различив в полумраке несколько старых столов и табуреток.
Тогда, по-прежнему не в силах ничего разглядеть, он прислушался к шуршанию из дальнего угла. Там определённо кто-то был.
— Монделе? — вновь спросил Алекс, обращаясь к неясному силуэту, едва различимому в темноте. — Это вы Монделе?
Из темноты послышался глухой голос, в котором звучало явное отвращение.
— Кто его спрашивает?
— Меня зовут Алекс Райли, а это Джек Алькантара. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.
— Вы из полиции? — спросил сидящий за одним из столиков.