Лицо офицера оставалось непроницаемым.
— У меня есть задание, которое я должен выполнить, — заявил Хадженс. — Долг обязывает…
— К черту-дьяволу! — перебил Алекс. — Никакой долг не обязывает вас совершать самоубийство. Ваша солдафонская тупость меня просто убивает!
Хадженс безнадёжно покачал головой.
— Вы не понимаете, капитан. Я офицер военно-морского флота Соединённых Штатов и давал клятву защищать свою страну… которая, позвольте вам напомнить, и ваша страна. И если ради неё придётся рискнуть жизнью, я это сделаю без колебаний. Будь вы не контрабандистом, а настоящим патриотом, вы бы меня поняли.
— Патриотизм — последнее утешение пустых мечтателей и проходимцев, — заявил Джек.
Нахмурив брови, Хадженс повернулся к нему.
— А цинизм — маска трусов! — в ярости выкрикнул он.
Джек ехидно улыбнулся, даже не думая обижаться.
— Это ты так сказал, парень.
Видя, что убедить их не удастся, Хадженс поднялся и, застегнув пуговицу пиджака, в последний раз посмотрел на Райли.
— Значит, таково ваше последнее слово, капитан? — спросил он воинственным тоном. — Итак, вы окончательно отказываетесь выполнять возложенную на вас миссию?
Алекс откинулся на стуле, скрестив на груди руки.
— Думаю, я изложил свою позицию достаточно ясно, — ответил он, чуть приподняв бровь. — Если хотите, могу изложить её ещё раз.
После этой дискуссии все разошлись по своим комнатам и не выходили оттуда до самого ужина.
На протяжении ночи, однако, Райли несколько раз готов был постучаться в дверь Кармен. Однажды он даже поднялся, вышел в коридор и уже почти коснулся её двери костяшками пальцев, но в последний момент передумал и вернулся к себе.
Райли очень сильно не хватало Кармен. Он не понимал, что произошло, и почему она бросила его, ничего толком не объяснив. Это было невыносимо и убивало изнутри. Алекс не поверил словам Кармен, сказанным на борту «Пингаррона», и был убеждён, что, какой бы ни была причина разрыва, проблему так или иначе можно было уладить. С другой стороны, он понимал, что ничего не изменит ни делами, ни словами. Как бы ни было трудно, но придётся смириться, самым разумным было отдалиться от Кармен и подождать, когда она сделает первый шаг. Любое требование или спешка с его стороны приведут лишь к тому, что она сей же миг пошлёт его к черту.
Вернувшись в свой номер, он достал спрятанную в комоде бутылку джина, решив забыться в выпивке.
Он даже представить не мог, что спустя всего лишь несколько часов его бесцеремонно разбудят чьи-то грубые голоса, доносящиеся из коридора.
Несколько мужских голосов громко отдавали приказы, словно лучшая гостиница Леопольдвиля за одну ночь превратилась в военный штаб. Не хватало лишь горниста и барабанщика.
— Откройте дверь! — ревел один из голосов в дальнем конце коридора, перемежая крики ударами дубинки в дверь. — Откройте немедленно!
Все ещё не в силах открыть глаза, Райли пробормотал какое-то проклятие на неизвестном науке языке. Когда его будили ни свет ни заря, он всегда так злился, что готов был съесть живьём любого, кто смеет мешать ему спать.
— Откройте, полиция! — рявкнул по-французски все тот же голос — уже совсем рядом.
Этот оклик заставил Райли открыть глаза. Что происходит? А главное, по какому праву чёртовы фараоны смеют будить его в столь неурочный час? Он уже собрался открыть дверь, чтобы возмутиться, кто это не даёт ему спать, но тут удары внезапно прекратились. Он посмотрел на часы. Было пять утра. Он вновь закрыл глаза и попытался уснуть, не обращая внимания на шум.
Однако уснуть ему так и не удалось. Несколько секунд спустя послышались удары уже в его дверь, сопровождаемые все теми же криками:
— Откройте дверь! Сейчас же!
Этого было уже слишком.
Он приподнялся и сел на кровати. «Что случилось? — подумал он. — Неужели пожар?» Но запаха дыма не чувствовалось, а других причин для спешки Алекс не видел.
— Иду, иду, — пробормотал он, зевая, в ответ на очередной стук в дверь.
Натянув брюки, висевшие на спинке стула, он направился к двери, в которую продолжали неустанно колотить. Уже протянув руку к задвижке, он вдруг заметил, что из дверной щели что-то торчит.
Не обращая больше внимания на удары в дверь, Алекс вытащил сложенный втрое листок бумаги, скреплённый красной печатью скорой почты.
Скользнув взглядом по заголовку «Телеграфическое общество Бельгийского Конго», он стал читать основной текст радиотелеграммы, присланной из Матади. Эту телеграмму, очевидно, принесли ночью и сунули в дверь его номера. Со все нарастающей тревогой он прочёл отпечатанное на машинке сообщение:
ВАН ДАЙК УБИТ. ТЧК. НАС ДОПРАШИВАЮТ В ПОЛИЦИИ. ТЧК. ВАС ИЩУТ, ХОТЯТ АРЕСТОВАТЬ. ТЧК. ВАС НЕПРЕМЕННО АРЕСТУЮТ. ТЧК. СРОЧНО УЕЗЖАЙТЕ ИЗ ЛЕОПОЛЬДВИЛЯ. ТЧК. УДАЧИ. ЖЮЛИ
Единственное слово, сорвавшееся с губ Райли, обрисовало сложившуюся ситуацию во всей её полноте:
— Ч-черт!
В этот миг дверь сорвалась с петель и рухнула на пол, а в комнату ворвались несколько человек в полицейской форме; в первую минуту они застряли в дверях, затем схватили его за плечи и без долгих церемоний толкнули к стене.
Райли почему-то подумал лишь о том, как же хорошо, что он успел надеть брюки.
40
Дверь камеры захлопнулась с резким металлическим лязгом, неумолимым, словно судебный приговор.
Тёплый свет зари лился сквозь зарешеченное окошко под самым потолком — слишком маленькое, чтобы через него смогла выветриться нестерпимая вонь мочи и застарелого пота, наполнявшая тёмную камеру, в которой почти невозможно было дышать. В камеру набилось не меньше двадцати человек, почти все — полуголые туземцы, спавшие на скамьях, а то и прямо на бетонном полу. По размеру камера была едва ли больше, чем тот гостиничные номера, из которых меньше часа назад выволокли Алекса и Джека.
Босой, в одних брюках, которые едва успел натянуть, Райли стоял, ухватившись одной рукой за прутья решётчатой двери, а другой отчаянно тёр висок, пытаясь навести порядок в мыслях, ураганом носящихся в голове.
Стоящий рядом Джек, одетый в рубашку, подштанники и ботинки, растерянно озирался, до сих пор не понимая, откуда взялся тот грузовик, в котором его сюда привезли.
Галисиец так и не решился произнести ни слова за все то время, пока полицейские тащили его сюда и, наконец, втолкнули в камеру, после чего удалились, заперев тяжёлую дверь, отделявшую узилище от общего помещения караулки.