Все началось на рассвете. Кажется, мне удалось поспать не более двадцати минут, когда чья-то рука с силой тряхнула меня за плечо, и я, проснувшись, привычно потянулся к своему «кольту», которого у меня теперь не было. Это оказался Джек.
— Они ушли, — с тревогой в голосе произнёс он.
— Что? — пробормотал я, ещё не совсем проснувшись и отчаянно пытаясь понять, что такое он говорит.
— Каннибалы, — ответил он, указывая вниз. — Они все ушли.
Но даже после этого мне потребовалось несколько секунд, чтобы привести в порядок мысли и сообразить — он говорит о тех восьмерых туземцах, исполнявших обязанности матросов и занимавших нижнюю палубу.
И тогда я понял, что это намного хуже, чем даже заглохший двигатель. Несравнимо хуже.
— Барабаны! — спохватился я, прислушавшись — и не услышав ставшего уже привычным рокота. — Их больше не слышно.
К величайшему моему удивлению, то, что должно было принести облегчение, о чем я мечтал и молился на протяжении нескольких дней, вдруг показалось предвестием зловещей угрозы. Между двумя событиями прослеживалась несомненная связь, и чутьё старого солдата, обострившееся за проведённые в окопах годы, подсказывало, что ничего хорошего это не предвещает.
И как раз в ту самую минуту, когда я раздумывал, что бы это значило, что-то вдруг просвистело над головой. В первый миг я подумал, что это какое-то крупное насекомое, но тут свист повторился, а вскоре стал почти несмолкаемым.
На «Короля буров» обрушился град стрел, рассекавших воздух, подобно рою разъярённых пчёл.
Вдруг кто-то крикнул: «Нас атакуют!», и начался настоящий хаос.
Я вскочил на ноги, и в то место, где я только что сидел, вонзилась стрела.
— В укрытие! — крикнул я, хватая за плечо своего помощника и увлекая его в сторону противоположного борта. Мы укрылись за стенкой каюты.
К этому времени пароход превратился в настоящий сумасшедший дом; обезумевшие от страха люди носились по обеим палубам в поисках укрытия от стрел. Рядом со мной послышался выстрел, на миг оглушив. Это Хадженс схватил винтовку и, спрятавшись за мешками с рисом, принялся стрелять в сторону зарослей, выпуская огромные клубы белого дыма с запахом пороха. Вот только едва ли у него были шансы кого-нибудь подстрелить, поскольку невозможно было что-либо разглядеть в густой листве, лишь несколько неясных теней мелькнуло среди ветвей.
Стараясь перекричать свист стрел и грохот выстрелов, я окликнул Кармен, велев ей ни в коем случае не выходить из каюты, и тут же услышал сердитый ответ, чтобы я не считал её полной идиоткой.
Стрелы сыпались уже нескончаемым дождём, вонзаясь в палубу и крышу. Не покидая укрытия, я протянул руку и поднял одну из них. Это оказалась всего лишь заострённая палка с привязанным на конце пером. Даже те стрелы, которые я мастерил в детстве для игрушечного лука, выглядели куда опаснее.
— Осторожней, они могут быть отравлены, — заметил Джек, увидев, что я поднял стрелу.
Не успел я ответить, как из рубки высунулся Верховен и приказал немедленно рубить носовой и кормовой швартовы. Переглянувшись с Джеком, мы вспомнили, как штурмовали фашистские окопы, глубоко вздохнули, кивнули и, сосчитав до трёх, бросились на штурм: он — к носу, я — на корму.
Уже собираясь перерезать трос, я увидел, что паровой котёл вовсю работает, а Мадымба и Мутомбо подкладывают в топку дрова, не замечая града летящих стрел, словно те не могли причинить им никакого вреда. Хотя, возможно, так оно и было.
Как только мы с Джеком перерезали тросы, лопасти колеса лениво начали вращаться, и судно двинулось вперёд, стараясь избегать стремнины, грозящей затянуть нас к берегу, где мы снова могли запутаться в ветвях деревьев.
И тут произошло нечто непредвиденное. Услышав за спиной проклятия, я обернулся и увидел стоящего на носу Джека, который, потрясая кулаками, яростно кричал в сторону прибрежных зарослей: «Черт! Сукины дети!» И тут я заметил, что из его левой ноги торчит стрела.
Я бросился к нему, укрываясь за деревянными ящиками на нижней палубе, и, заставив его сесть, разрезал ножом его брюки, чтобы осмотреть рану.
Стрела, пробив тонкую ткань, вонзилась ему в бедро. К счастью, рана оказалась поверхностной, так что мне с лёгкостью удалось с ней справиться. Джек возмущённо зашипел — думаю, не столько от боли, сколько из-за того, что я испортил его лучшие брюки. Перетянув ногу чуть выше раны жгутом из ткани тех же брюк, я велел ему не шевелиться, пока мы не окажемся в безопасности. Я вспомнил, что стрела могла быть отравленной, но ничего не сказал.
Проблема заключалась в том, что мы почти не сдвинулись с места. Хотя мы и удалились от берега на несколько метров, но все равно оставалось в пределах досягаемости стрел — пусть и реже, те продолжали долетать с берега.
Кормовое колесо быстро вращалось, однако его мощности было явно недостаточно, чтобы преодолеть течение. Чтобы нас не унесло течением, особенно сильным на середине реки, Верховену пришлось вести судно в опасной близости к берегу.
Возможно, в топке не хватало дров или произошла новая утечка. Я едва успел подумать, почему Верховен не прикажет кому-то из своих помощников немедленно разобраться с этой проблемой. Взглянув при свете дня в сторону прибрежных зарослей, я увидел, что они пришли в движение. Среди колыхающихся ветвей мелькали бесчисленные тени, издавая громкие крики ярости.
Казалось, что скрывающиеся в зарослях джунглей люди непонятно почему нас ненавидят. В их криках были слышны ненависть и страх. Точно так же кричали бы мы, появись в наших краях орда чудовищ. Без сомнения, были для туземцев такими чудовищами.
Уклоняясь от стрел, летевших мимо с обманчиво-безобидным свистом, я добрался до парового котла и сразу понял, почему не хватает тяги. Дверца топки была открыта, и все топливо в ней почти прогорело, хотя перед топкой высилась целая куча нетронутых дров.
Я шёпотом обругал обоих помощников, оставивших свой пост в такую минуту, бросился к куче дров, нахватал поленьев, сколько поместилось в руках, и присел перед топкой.
Лишь тогда я заметил Мутомбо, спрятавшегося за паровым котлом. Глаза его были широко раскрыты от ужаса, а губы шептали какую-то молитву на языке лингала. Бросив дрова, я потянул его за руку, чтобы он помог загрузить топку, но помощник Верховена был в таком ужасе и потрясении, что я сразу понял: толку от него не будет. Тогда я спросил, где Мадымба. Он что, тоже где-то прячется? Глядя на меня расширенными от ужаса зрачками, он указал куда-то мне за спину, по-прежнему бормоча невнятные молитвы.