Он сошел с ума. Будь сейчас рядом с ним хоть кто-нибудь, так бы и сказал.
Комбез есть, оружие с положенным сталкеру боекомплектом при нем. Что еще ему нужно? Сергей осторожно разглядывал из-под ладони, чтобы не попали в поле зрения кремлевские звезды, гигантские деревья Александровского сада. Какой-то невидимый рубеж, проходящий по Большому Каменному мосту, разделил мертвые и черные скелеты вдоль Моховой и ядовито-зеленые джунгли у подножия кирпичной стены. Не то что подойти, смотреть на них страшно! Да и незачем, ничего полезного там не найдешь. Пересечение широких улиц образовало маленькую площадь, и то, что раньше называлось живописным видом, теперь превратилось в опасное место. Только упавшие на мостовую колонны дома Пашкова служили слабым прикрытием для пробирающегося в сторону Волхонки человека. Куски камня рассыпались, когда-то были белыми, а теперь потемнели, как руины античного храма. Храм… Нет, к Олимпийцам он в гости не пойдет. Зачем? Не наши они…
В три прыжка преодолев Знаменку, сталкер нырнул во дворик у входа в бывшую картинную галерею. Дальше-то куда? Из-под мертвого куста под согнутым фонарным столбом Сергей разглядывал громадное гнездо, совершенно скрывшее былую позолоту.
«Гнездо на крыше… Господи, неужели и это существо тоже Ты сотворил? Как испытание для нас… Люди забрались под землю, только там и можно жить теперь. Выжить, а не жить. Хотел бы я знать, чем заслужил такую жизнь. Да только с этим вопросом обращаться надо в кое-какое другое учреждение. Вон оно, за красной зубчатой стеной! Там когда-то, наверное, знали, что делают. Мутанты чертовы — уже тогда они были, только выглядели еще как люди. И главнокомандующий, нажимавший кнопки в ядерном чемоданчике, — главный мутант, прости господи…»
Как добираться? Можно потихоньку проползти через задворки невысоких зданий до музея, а там уж — рукой подать. Здесь белое пятно на карте, и раньше мало кто знал, что находится за этими красивыми фасадами в маленьких двориках, отгороженных решетками, запертыми на замок, и шлагбаумами с обязательным охранником. А уж теперь… Может быть, никого и ничего, мертвая зона. Может, твари кишмя кишат. Одно хорошо: никто крупный там не поселится: и развернуться негде, и с птеродактилем территорию делить — себе дороже выйдет. Рискнуть?
Сергей чуть не расхохотался в полный голос — ему ли думать о риске? Опаснее того, что он затеял, может быть только поход в одиночку в Великую Библиотеку.
Первый шаг был сделан, достигнута какая-то мелкая промежуточная цель: он перешел Знаменку. Стало спокойнее, ведь если весь путь поделить на такие маленькие отрезки, он покажется короче. Ну, или хотя бы порядка больше будет. Набор маленьких задач уже выглядит не так устрашающе, как одна большая и невыполнимая.
«Почему ж невыполнимая? Господи, мы не только веру в Тебя потеряли, но и в себя перестали верить. Настолько все вокруг против нас! Лишний шаг ступить боимся. В одном сплошном страхе живем, Господи. Света не видим. В темноте живем, в темноте умираем. Особенно мы, сталкеры. Наверх ходим, как чужие. Город людьми построен, а теперь в него и носа не высунешь. Мутанты хозяйничают. Непорядок это, Господи».
Сергей задумался, как получше высказать эту мысль… Почему-то форма, в которой он должен изложить свои мысли, показалась не менее важной, чем содержание. Куда же он собрался, он и говорить-то как следует не умеет. Не научился. Ничего, дорога длинная, и слова нужные придут. Не пойдет он дворами. Опасно — ни убежать, ни спрятаться. А стрелять придется — и не прицелишься, просто не успеешь.
Мост был почему-то свободен от машин, как будто кремлевские обитатели себе отходные пути готовили, да не успели. Кто ж теперь знает? И куда ехать-то в этом направлении? Не вечна власть земная… Ну, хватит злорадствовать, с такими мыслями в подобный путь пускаться негоже. А с какими? Проползая через кусты на четвереньках, он еще пытался решить для себя, зачем туда идет. Ничего не решил и мысленно отрезал: надо! Вот и все.
«О душе вспомнил, или совесть начала беспокоить? А ведь есть, есть за что беспокоиться — натворил дел. Так ведь война была… Если придется, за все свои дела отвечать буду! Но тянет что-то. Наболело, давно уже, терпеть стало невозможно! Говорят, что Бог вездесущ, так что бы мне с Ним просто мысленно не поговорить, не покаяться в грехах и не попросить за кого-то? Кому живется тяжело. За всех попросить, получается… Но нет, не могу. Душа просит. С полумерами покаяния не получится… Ну, это уж я сам так думаю, Тебе ведь главное, чтобы верили. Не зря первая заповедь: верить. Или любить? Не помню, как записано, уж прости меня. Столько книг принес, а этой давно не видел. Да, грехов много накопилось, не без этого. И не думаю, что Ты мне все простишь. И не надо, только выслушай меня, и людям помоги. А я сам как-нибудь…»