Алексей натолкнулся в темноте на больничную каталку и едва не опрокинул ее.
— Ну, во-первых, ты там не один раз был, и я тоже. Я, по-моему, уже все корпуса облазил, склад несколько раз перепроверял — и ничего. Не отрицаю, сам был бы не прочь иметь такую рубашку под рукой, на всякий случай, но чего нет — того нет. А во-вторых, не думаю, что Проповедник так уж опасен.
— Он опаснее, чем ты думаешь, Лёха. — Лысый остановился. — Он мне уже давно не нравится. От этого фанатика можно чего угодно ожидать. В один прекрасный день наступит Священная война, он перережет мне во сне горло, тебя объявит Князем Тьмы, а себя — архангелом Михаилом. Или еще чего похуже выкинет. Вообще, поговори с ним сам.
— Ладно, не ворчи, поговорю. Я же все-таки не лысый.
Товарищ фыркнул.
— Может, сейчас тебе смешно, зато посмотрим, кем наш «мессия» наречет тебя, — проговорил он и сунул Алексею фонарик. — Все, пришли.
Круг света выхватил из темноты сидящего у стены человека. Его голова была склонена на грудь, но он не спал. Левый глаз закрывал закрепленный резинкой кусок ветоши. В правой руке он сжимал какой-то предмет, в котором Алексей без труда узнал свой пистолет.
— Лысый, принеси два ремня, — шепнул он на ухо товарищу, а сам присел на корточки и направил луч фонаря на грудь Одноглазого.
— Гриш… — тихонько позвал он.
— Я не хочу… больше… — прохрипел тот.
— Что, они опять приходили? — спросил Алексей, стараясь, чтобы его голос звучал тихо.
— Они… не уходили, — Одноглазый поднял голову и уставился на Алексея. Его лицо было мокрым от слез.
— Гриша, отдай пистолет, он все равно не заряжен.
— Заряжен, я… проверял. Это они… не дают мне сдохнуть, — с этими словами он приставил оружие к виску и спустил курок. Раздался щелчок.
Алексей невольно вздрогнул. Несколько раз он слышал такой щелчок над собственным ухом, и ощущение было не из приятных.
Одноглазый снова уткнулся подбородком в грудь. Его тело сотрясали рыдания. Рука с пистолетом опустилась.
— Я же говорю — пустой. — Алексей медленно вынул оружие из руки Григория и сунул в карман. Поставив фонарик вертикально на пол, прислонился рядом к стене.
— Все мы устали, но сдаваться не должны, — попытался он утешить друга. — Нужно бороться.
— Не могу… Они везде… И не дают мне умереть. Но я же виноват… Во всем виноват… — Одноглазый медленно поднял руки и закрыл уши. — Даже сейчас… шепчут в щели… За спиной… Сверху… Снизу…
— Гриш, снизу ничего нет, кроме земли, и за спиной тоже.
— Они… есть.
Из мрака вынырнул Лысый и вопросительно взглянул на Алексея.
— Гриша, если не возражаешь, мы тебя пока свяжем, чтобы они не смогли причинить тебе вред, а я схожу наверх и проверю.
— Нет, не ходи… — Одноглазый затряс головой. — Они чего-то ждут… что-то плохое будет…
Несильно стянув ноги и руки Григория ремнями, Алексей поманил Лысого в сторону.
— Пока я наверху, будь рядом с ним. Далеко заходить не стану, не волнуйся. Только до реки дойду.
— Хорошо, только будь предельно осторожен. У меня тоже какое-то плохое предчувствие. Я бы вообще сегодня не выходил.
— Я только в целях разведки. Собирать ничего не буду, — успокоил товарища Алексей. — Одна нога здесь, другая — там.
— Ну, тогда удачи. — Лысый похлопал друга по плечу и, развернувшись, скрылся в темноте.
Алексей направился в противоположный конец помещения, периодически подсвечивая себе путь фонариком. Руки слегка дрожали, чего никогда раньше он за собой не наблюдал перед выходом наверх. Расстегнув куртку и верхнюю пуговицу рубашки, он присел на опрокинутую каталку и несколько раз глубоко вдохнул.
Солгав Лысому, он прежде всего солгал самому себе. Желание перейти на ту сторону реки зрело в нем уже давно, и вот он, наконец, решился. Но дорога не обещала быть легкой, и Алексей прекрасно это понимал. До двух ближайших переправ было примерно одинаковое расстояние, если идти вдоль реки. Но на юге нужно было пройти мимо тюрьмы, и только один этот факт отсекал данный вариант. Да к тому же на паре высотных зданий в тех местах устроили гнездовья ящеры.