В Лукино, где по странному с течению обстоятельств жило много бывших деятелей коммунистической партии и левых движений, Кухулин говорил о свободе и равенстве, о возрождении принципов справедливого распределения прибавочного продукта. В Бессоново, богатом селении, он возвещал о попранных правах собственников. В Покровском, где были сильны веяния ортодоксального православия, в Революционную армию шли во имя Отца, Сына и Святого Духа. Наконец, в Кирьяновке он просто явил чудо, подъехав к деревенскому частоколу на спине волкоеда — огромного, до трех метров в холке, черного шерстистого чудища, чем-то схожего по внешнему виду с медведем, но только более проворного. В зубах зверюга держала свежий труп волкодлака…
Являлся ли Кухулин исчадием ада? Однозначно — да. Десятки шли воевать добровольцами, но сотни, если не тысячи, оставались в своих домах, в душе сочувствуя восставшим, надеясь при этом попользоваться плодами победы, не испачкавшись в крови и ничего не предложив взамен. Только вот революция, как известно, в белых перчатках не делается. И тогда был издан чрезвычайный декрет «Об обязательной воинской повинности», и в короткий срок более тысячи человек встало под ружье. Отказ от службы наказывался конфискацией личного имущества и обращением в рабство на пять лет. Да, он был для многих воплощением зла, ибо потревожил их мелкий быт, заставил претворять мечты о свободе в реальность, принудил быть соучастником общего дела…
— Ну здравствуй, дорогой! — улыбающийся коротышка Вазген, прервав размышления Кухулина, обнял его.
— Долгих лет жизни святому Эрнесто! — не менее радостный отец Арсений отвесил полупоклон.
Заметив мертвого Валеру, оба революционных вождя перестали улыбаться.
— Сразу к делу, — приказным тоном начал Кухулин. — Враг хорошо укреплен, и, полагаю, провизии у него на два месяца. Мы должны взять автопарк до заката. Вазген, ты со своими молодцами пройдешь за складами, чтобы враг тебя не заметил, и присоединишься к основным подразделениям на севере. С тобой пойдет Ирма — она знает пароли и введет тебя в курс дела, а заодно покажет самое слабое место в обороне верхоянцев. Я думаю, часа времени вам на передислокацию вполне достаточно. Через час двадцать минут я и еще тридцать бойцов пойдем в атаку. Спустя семь минут после того, как услышите стрельбу, атакуйте сами. Враг, — а ему я устрою сюрприз, — скорее всего основные силы бросит на южные укрепления, тут вы и прорвете оборону…
Вазген, Ирма и большая часть солдат ушли выполнять приказания, а Кухулин, постояв несколько минут и велев окружающим его солдатам ничего не бояться и ничему не удивляться, вдруг издал жуткий вопль. Несколько секунд спустя откуда-то издалека раздался протяжный рев. Ленора, осознав планы любимого, подбежала к нему, заглянув в глаза:
— Позволь мне вместо тебя… — шепнула она.
Кухулин помолчал с минуту, а затем спросил:
— Знаешь, почему на Безымянке я лично расстреливал твоих подельников?
Ленора покраснела, потупившись.
— Потому что я возглавлял операцию и нес личную ответственность за каждого убитого, как врага, так и друга. Вот и сейчас я несу ответственность за всех тех, кто погиб в этой войне, и не время мне отсиживаться за спинами своих солдат.
Ленора понимающе кивнула. Он с нежностью обнял ее, а затем как-то совсем мягко проговорил:
— Ты свободный человек и можешь остаться здесь.
— У меня нет выбора, — прошептала она, прижавшись к его груди, — я пойду в атаку с оружием в руках вслед за тобой.
— Это твое решение…
Неожиданно раздались испуганные вопли солдат. Кухулин, отстранив от себя Ленору, обернулся. Перед ними стояли пять косматых волкоедов, все — выше человеческого роста.
— Всем спокойно, — засмеялся Кухулин, подбежал к самому рослому из чудовищ и щелкнул кулаком его по носу, отчего монстр недовольно фыркнул, — это Кирьян с дружками. Я назвал его в честь Кирьяновки. Если бы не эта зверюга, нам бы пришлось брать деревню штурмом. Знаете, когда-то давно мне пришлось убить одного гигантского пса-мутанта, которого пули не брали. За это и получил свое прозвище. Так что не бойтесь, волкоеды вас не тронут.
Кухулин сделал жест рукой, и Кирьян послушно улегся на землю.
— Волкоеды и я верхом на одном из них пойдем вперед, — обратился Кухулин к своей маленькой армии, — а вы последуете вслед за мной. Мы должны отвлечь основные силы противника на себя. Возможно, не все из нас вернутся живыми, возможно, никто, но это наш долг.
«Да, — подумал он, — Стругацкие были правы: трудно быть богом. Я ведь уже слышу победные крики своих бойцов. Увы, мы обречены на победу. А что будет после, когда идея борьбы с единым врагом канет в прошлое? Я обречен на вечные скитания…»
До последнего решающего боя Революционной армии Новомирья с силами диктатора оставалось не более получаса…
V. Seguiremos adelante…
Багровое солнце коснулось горизонта. Холодный ветер дул в спину провожающим. Никто из них так и не понял, почему, одержав победу, добившись власти над всем Новомирьем, он уходил…
Две фигуры, отчеканенные чернотой на фоне закатного неба, удалялись в туманную неизвестность. Олег Протасов, Вазген Артурян, Ирма, отец Арсений и еще несколько десятков человек смотрели на запад. Туда, куда уходил Избавитель и его верная Ленора.
Каждый думал о своем. Отец Арсений припоминал слова молитвы-пророчества и убеждался, что она исполнилась до конца.
«„Продолжаем идти вперед, будто следуя за тобой, и вместе с Фиделем скажем — прощай навсегда, команданте!“ Здесь все очевидно: „фиель“ — почти „Фидель“ — на языке Избавителя значит „верный“, но мы и есть верные последователи дела святого Эрнесто, и сейчас мы ему говорим: „Прощай навсегда!“
Ну почему, почему он ушел?..
Ладно, — решил для себя отец Арсений, — он святой — ему видней. Он ушел, а мы остались. И что теперь следует предпринять? Разумеется собрать Первый Новомирский собор и объявить эрнестианство единственно верной религией, а остальные учения осудить как еретические. И стоит, конечно, учредить новую должность: наместник престола святого Эрнесто».
Отец Арсений не сомневался, кто будет первым избран на этот престол…
Олег тоже не понимал своего товарища, который спас его когда-то от неминуемой гибели. Он пытался уговорить его, но Кухулин, улыбнувшись, сказал:
— Я вам больше не нужен.
— Кух, что ты такое буровишь… — попытался возразить Олег.
Кухулин поднял руку и устало произнес:
— Ты не поймешь. У Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть глава о Великом Инквизиторе… так вот, я вам больше не нужен. Я ведь мутант. И главная моя мутация не в теле, не в черном наросте вдоль позвоночника. Главная мутация здесь, — и Кухулин стукнул себя в грудь, — в душе. Что-то случилось со мной после Катастрофы. Я не могу быть простым человеком. Одержать победу и тянуть на себя одеяло, пожинать лавры, нет, это не для меня. Вы ведь все привыкли к маске святого Эрнесто, и если я ее сорву с себя, вы не увидите за ней Человека, а другую маску на моей физиономии вы лицезреть не захотите, поскольку привыкли к старой. И значит, рано или поздно вы попытаетесь убить меня.
Олег непонимающе завертел головой, но Кухулин не захотел больше ничего объяснять. Олег хотел обнять на прощание Ленору, но та отстранилась; на него, на Вазгена и на Ирму она смотрела, как на предателей. Что ж, Кухулин уходил, а проблем в Новомирье от этого не убавлялось: слишком много прав у общин, слишком много «бывших» гуляет на свободе, слишком много себе позволяет отец Арсений, да и Вазген как-то скурвиваться начал… видно придется опять закатать рукава…