— Прости, доченька, — мама едва заметно мотнула головой, — не выспалась.
— Что с тобой такое? Ты сама не своя в последнее время. Поздно легла? Он тебя доводит? — Облизнула пересохшие губы. — Что происходит? Скажи мне честно, мам, я обязательно придумаю, как тебе помочь.
На сонном лице вдруг промелькнул страх. Эту эмоцию я научилась читать еще давно. Приоткрытые в ужасе глаза, вскинутые брови, сжатый в напряженную полоску рот, резкие неловкие движения — все это каждый раз отражалось в ее поведении, стоило только сказать что-то неугодное мужу. Такое трудно было скрыть.
— Родная, — она попыталась рассмотреть меня, прищуриваясь от яркого света, — я просто устала. Честно. Прости. Мне нужно только немножко поспа… поспать…
— Ладно, — выдохнула, поглаживая ее спину, — ничего страшного. Схожу одна.
— Ох, прости, — прошептала мама перед тем, как отключиться.
Ее тело выглядело непривычно хрупким, кожа бледной и безжизненной, словно газетная бумага. Я наклонилась и обняла ее. Крепко, но нежно. Вдохнула знакомый запах волос, почувствовала родное тепло и не удержалась от слез. Черт возьми, она казалась мне настолько слабой, почти прозрачной. Что-то внутри подсказывало, что это состояние у нее неспроста. И к этому может быть как-то причастен мой отчим.
Просидев еще минут пять, поправила одеяло и встала.
Мама всегда была справедливым человеком. С тех пор, как в нашем доме появилась Кристина, она старалась не делать между нами различий: никогда не поддерживала ни одну из нас в спорах, была одинаково ласкова с обеими, старалась выслушать и окружить заботой каждую.
Это не означало, что она перестала выполнять свою материнскую функцию на сто процентов, но между нами будто потерялась прежняя связь. Мы больше не проводили много времени вместе, как прежде, не говорили по душам, наше общение стало таким же официальным, как и все в этом доме с приходом Андрея. Даже после моего переезда наши телефонные беседы раз в несколько дней больше напоминали стенографию из зала суда: «вопрос-ответ, вопрос-ответ». Сухо и по делу.
Мне было жаль ее. Чисто по-женски. Мама каждый день была вынуждена убеждать не только нас, но и саму себя, что живет счастливо. Но это так называемое «счастье» все больше превращало ее жизнь в существование. И сегодняшнее утро только укрепило меня в мысли, что ей нужна моя помощь.
Перед тем, как покинуть комнату, я остановилась у прикроватной тумбочки. Что-то белеющее среди стопки книг вдруг привлекло мое внимание. Маленький пузырек с круглыми пилюлями внутри. Что это? Что за таблетки? Не слышала, чтобы маме назначали какие-то лекарства. Взяла его в руку, повертела на свету — никаких обозначений и опознавательных знаков, не было даже наклейки с названием препарата. Открыла, достала одно драже и быстро сунула в карман. Едва успела поставить пузырек на место, как услышала шаги за дверью.
— А, это ты, гончая наша, — раздался скрипучий голос.
Сестрица. Можно было догадаться, даже не оборачиваясь. От нее холодом обычно аж за версту веет.
Стараясь не реагировать на очередной выпад, уже привычно пытающейся задеть меня родственницы, наклонилась, поправила маме одеяло и только после этого медленно повернулась.
— Привет, — произнесла вполголоса, встретившись с ней взглядом, и двинулась в сторону двери.
Видок у Кристины был еще тот. Она стояла в дверях, наклонившись на косяк и ухмылялась. Всклокоченные светлые волосы, будто только с подушки, черные полосы от осыпавшейся еще вчера туши под глазами, потрескавшиеся губы. Платье на ней тоже явно не было свежим: модное и стильное, оно было мятым настолько, словно ей пришлось катиться кубарем с горы, потом трое суток ехать в битком набитом автобусе, а позднее пару километров крутить педали на велике.
— Ты чего так рано? — Не собираясь сдвигаться с места, спросила сестрица.
— Может, выйдем? — Предложила, пытаясь протиснуться между ней и дверным косяком. — Мама спит.
Крис долго сканировала меня взглядом и, наконец, сдавшись, неохотно сделала шаг назад. В нос ударил резкий запах спиртного и духов. Причем не только женских, она будто специально натерлась мужским лосьоном после бритья — так отчетливо слышалось что-то знакомое: нотки фруктов, кедра и сандала.
— Ты не выспалась, что ли? — Оглядывая в коридоре потрепанный внешний вид сестры, поинтересовалась я.
— Просто еще не ложилась, — довольно пропела она, оглядывая меня с высоты своего роста.
Крис внешне очень напоминала своего отца — такая же рослая, подтянутая, с заостренными скулами и ровным прямым носом. Лет в четырнадцать, помнится, она резко начала обгонять меня по всем параметрам, а уже к восемнадцати вымахала, став на полголовы выше, оформившись и обзаведясь крутыми бедрами и достаточно пышной грудью. Девочка, надо признаться, всегда умело пользовалась всем тем, чем так щедро ее наделила природа. Словно чуяла, что мне нравится тот или иной мальчишка в старших классах школы, и тут же начинала проявлять к нему рьяный интерес.