- Я все понимаю, сынок. Едем домой. Прямо сейчас.
Раунд 2. Крушение
05 июля. 14-15 (Мск)
Нижний Новгород. Россия.
Междугородняя платформа
железнодорожного вокзала.
Родной город в летнюю жару впервые казался Артуру таким холодным и неприветливым. Из головы никак не уходило постоянное ощущение, что все вокруг ненастоящее. Состояние ирреальности. Ватные ноги на автомате вынесли его из вагона.
Платформа железнодорожного вокзала была полной. Несмотря на проигрыш, его встречали как победителя, и только товарищи «по цеху», его вторая семья, старались не смотреть ему в глаза. Множественные похлопывания по плечу. Вспышки камер тематических и спортивных СМИ.
Ребята, кто явно был в теме происходящего, отодвигали подальше малочисленных поклонников и встречающих. Они прошли к ожидающему их автобусу, наскоро погрузились и быстро тронулись с места. К Артуру подошел Михаил – светловолосый крепкий юноша и протянул в руки конверт:
- Артур, мы тут с ребятами помогли, чем могли. Крепись, дружище.
Артур кивнул, и, взяв конверт, кинул его на соседнее пустое сидение.
Тренер с кем-то разговаривал по телефону. После чего, окончив звонок, подошел к парню.
- Артур, так как нас с тобой долго не было, а у тебя больше нет родственников, Борис Иванович взял все хлопоты на себя. Получается так, что мы едем сразу на похороны. Панихида уже окончена… Сейчас мы с вами переодеваемся и… понесем…
Артур отказывался верить. Он думал, что пока не увидит, этого нет. И он не хотел видеть их тела.
На его глазах выступили слезы. Он быстро отвернулся к окну. Тренер сел позади него. Все отвели свои взгляды.
За стеклом мелькали машины, светофоры, улочки домов. Бушующий крик отчаяния в нем нарастал. Он хотел рычать от злости и боли. Он хотел опустошения. Выплеснуть все то, что тяжелым склизким комком засело в груди, и не проглотить и не выплюнуть.
Он был словно персонажем компьютерной игры. И ноги и руки, все было не его. Он словно наблюдал за всем со стороны. Больше не было разделения ни на день, ни на ночь. Были одни нескончаемые и очень длинные сутки. Как в тумане он помнил испепеляющую жару. Духота. Жаркое марево. Как он, не чувствуя сил, и не чувствуя тяжести, вместе с тренером несет гроб. Товарищи позади несли гроб его сестры. Нещадно палило солнце. Лицо было мокрое от пота. Он хотел дать волю слезам, но их не было. Когда нужно было что-то сказать и все смотрели на него – он молчал.
Он отчаянно понимал, что в момент прощания… если он скажет хоть слово… он простится. А отпускать он не хотел. Он не хотел их отдавать, хотя их и так уже забрали у него. Самых родных и близких.
Яму закапывали, а он смотрел куда-то в пустоту и совершенно не понимал что происходит. Уже в кафе, где была организована поминальная служба, Сан Саныч, видя его состояние, протянул ему рюмку и заставил выпить. Он почти никогда не пил алкоголь. Глотку обожгло. В глазах двоилось. Его раздваивающиеся руки и пальцы сильно раздражали. Смотря на них, он усилием воли отделил двоящиеся, бестелесые сероватые руки, и стал их тянуть вперед к дальнему зеркалу, в котором он отражался. Он словно почувствовал этими бестелесыми руками холодную гладь. Иллюзии, галлюцинации, они его не пугали, он лишь с силой протянул вперед эти бестелесые ладони с тянущимися за ними словно шлангами хвостами, которые начинались где-то за его спиной.
Громкий треск. Зеркало треснуло. Большой треугольный осколок упал и рассыпался. Кто-то тревожно зашептал о приметах.
Плохие приметы, знамения… разве может сравниться что-то с тем, что твоя родная сестра и мать лежат под землей…
- Разве что-то может быть еще хуже?! – полукриком или полуревом воскликнул Артур. – Что может быть хуже?!
Он не слышал их шепотов. Ему были безразличны их слова. Ему нужно было утешение. Он схватил бутылку со стола и выбежал на улицу. Он шел пешком. Ходил по дворам. Делал все новые обжигающие глотки. Легкая дезориентация пространства лишь затуманила еще больше все вокруг.
Он пришел в знакомый двор и сел на лавочку у подъезда. Прошло не меньше часа. Голова тяжелой глыбой ложилась на грудь и он то и дело из последних сил ловил ощущение реальности. К подъезду, громко цокая на каблуках, подошла она.