Она была убита с близкого расстояния одним выстрелом в сердце, и вокруг раны на коже виднелись следы порохового ожога. На ней был черный бюстгальтер без чашечек, почти не закрывавший ее маленькие груди; одну из них лизнул язычок крови, сочившейся из раны. Я решил, что они с Башле накануне вечером играли в какую-то эротическую игру, и она либо заснула, либо обкурилась — и этот предмет туалета остался на ней.
На третьей фотографии был крупный план прикроватного столика. За электронными часами — подарком фирмы «Монсанто» — лежали трубка для курения крэка и пластиковый мешочек с несколькими кокаиновыми шариками. Пепельница была переполнена спичками, бумажными затычками и обрывками фольги, а на двух кассетах со сделанными от руки надписями на корешках лежал пульт видеомагнитофона. В выдвинутом ящике чуть ниже был целый набор драгоценностей — ожерелья из трех переплетенных ниток жемчуга, бриллиантовые колье и изумрудные подвески, все с магазинными бирками.
— Сладкие мечты… — Меня передернуло, я вытянул руку с фотографиями, отстраняясь от них подальше. — Что за фильмы они смотрели?
— Какое это имеет значение? — Гальдер нахмурился, решив, что я проявляю нездоровое любопытство. — Если хотите, могу выяснить.
— Бог с ним. Я думаю, мы это знаем. Как к вам попали эти фотографии?
— Из архива службы безопасности. Там есть и другие. Никто не знает, что я их позаимствовал.
— От этих фото кровь стынет в жилах. Мы заглядываем в черепную коробку Гринвуда.
— Гринвуда?
— Скорее его, чем жертв. — Я обвел пальцем детали заднего плана — лампу в стиле арт-деко на прикроватном столике, отметины на стене, где изголовьем кровати была поцарапана лепка — вероятно, во время бурного (под действием кокаина) секса между шефом службы безопасности и его любовницей. Должно быть, этот интимный беспорядок, трубка для крэка и кассеты сразили Гринвуда наповал. И осталась только эта кровавая картина, тела, застывшие в позах смерти, да смешной бюстгальтер на груди женщины-врача средних лет.
— Доктор Серру… — прокомментировал я. — Самоотверженная леди из приюта.
— Такой она и была. У всех есть частная жизнь, мистер Синклер. Даже у вас. Возможно, он не собирался ее убивать. Просто она провела ночь не в той спальне.
— Не думаю. — Я показал на пол вокруг кровати. Кровавые отпечатки ступней были так отчетливо видны на плитках, что можно было различить даже подогнутые пальцы доктора Серру, искривленные бесконечными походами по больничным палатам и узкими туфлями. — Представьте, как это было. Она вскочила после первого выстрела. На кровать хлещет кровь Башле, ее ноги тоже залиты кровью. Наконец Гринвуд делает шаг вперед и стреляет Башле в грудь. Жуткий грохот, ей на лицо брызжет красная струя. Гринвуд направляет винтовку на нее, но, возможно, колеблется. Ведь они все же коллеги, они вместе основали приют. Она умоляюще смотрит на этого английского доктора — она его так хорошо знает, но теперь он явно сошел с ума. Она вскакивает с кровати и идет к нему навстречу, оставляя следы в крови своего любовника. Она надеется, что сможет успокоить Гринвуда.
— А потом?
— А потом он стреляет в нее. В последнее мгновение она понимает, что их дружба не имеет никакого значения и смертельные фантазии Гринвуда сейчас поглотят ее.
— Значит… — Гальдер ухватил себя за кончик носа, чтобы успокоить разволновавшиеся ноздри. — Так было ли это убийством на почве ревности?
— Нет. Тут я ошибся. Стопроцентно.
— Тогда он бы пристрелил ее первой?
— Не обязательно. Но у нее с Башле был не какой-то тайный роман, а давние отношения; вы посмотрите — трубка для крэка, порнокассеты, фетишистское белье. Эти двое успели узнать друг друга очень хорошо. Она ничего не была должна Дэвиду Гринвуду.
— Почему же он ее убил?
— Не знаю. Но похоже, что…
— Он убил и кое-кого из остальных? А может, и всех? И никакого заговора не было?
— Возможно. — Я разглядывал фотографию прикроватного столика. — Слишком много вопросов и ни одного ответа. Эти колье и ожерелья — на них все еще магазинные бирки.
— Они были украдены из ювелирного магазина в Ницце. Приблизительно за три недели до этих убийств.