— Воркута! — по-заученному громко ответила Татьяна.
Павел тяжелым взглядом впился в нее.
— Воркута, — все тем же неестественным голосом повторила она.
Однако в ее глазах Павел подтверждения не находил. Сердце его учащенно забилось. Такой талантливой артистке, как Татьяна, ничего не стоило бы сыграть настолько искренно, что граф при всем своем негативном отношении к ней не способен был бы не поверить ей. Но она не сыграла. А значит, соврала по наущению сидящего рядом Яниса. Они и ее впутали в свои игры. Павлу снова стало безумно жалко ее. Глупую, безрассудную женщину, не способную все же переступить через свою искренность. Пожалуй, это единственная ценность, удерживавшая ее личность от полного распада. Так подумал граф. Потом встал, протянул руку Янису и сказал:
— Когда-то Чингисхан послал к своему внуку Батыю доверенного человека и на лоскуте конской кожи нацарапал всего одну фразу: «Этому человеку верь». Бату-хан принял гонца и, прочтя написанное, ответил: «Ясно и достаточно». Так готов ответить тебе я. Не ищи больше Воркуту. Не надо. Оставь его мне, как говорилось в одном старом фильме. Впрочем, ты его не помнишь.
Павел развернулся и, слегка прихрамывая, вышел из бара.
Проводив его взглядом, она сама налила себе коньяку, выпила и вдруг сказала:
— Какая же я сволочь!
На это Янис ничего не ответил. Он взял ее руку, полюбовался игрой бриллиантов в подаренном перстне, слегка сжал ее пальцы, выражая благодарность, и поспешил по другим делам.
Татьяна заказала еще коньяку. Она злилась на себя, что не сумела показать Павлу, что вынуждена врать. Выпив еще немного, она принялась думать о своей несчастной судьбе, и ей снова захотелось плакать. Но пришлось сдержаться, потому что посетители бара рассматривали ее в упор.
А тем временем Воркута следовал за обескураженной Ларисой и буквально ввалился вместе с ней в ее каюту, как только она приоткрыла дверь, чтобы войти внутрь. Захлопнув ногой дверь, он зажал ей рот рукой и прошептал на ухо:
— Тихо, Лора-гестапо. Это я — Воркута!
В ответ раздалось испуганное мычание.
— Учти, крикнешь, убью на месте, — пообещал он.
После чего встал, задернул коричневые занавески на окне и включил свет. Лариса сидела на полу и боялась посмотреть в сторону непрошеного гостя.
— Ну, чо? Хорэ сидеть-то на полу. Вставай, рассказывай. Чо забыла в этом круизе?
Лариса медленно поднялась, села в кресло, потерла ударенное при падении колено. Закурила сигарету.
— Ты ищешь графа Нессельроде? — выдавила она из себя.
— А чо его искать?
— Говорят, убить хочешь…
— Значит, о моем присутствии на корабле знают уже все?
— Мне не сообщали, — Лариса подняла на него глаза, полные слез. — Оставь меня в покое. Я-то за какие провинности должна страдать?
Воркута прошелся по каюте. Его лысина покрылась испариной. Он почесал короткую бороденку и задумчиво произнес:
— Будешь работать на меня. А пикнешь, вся твоя темная жизнь всплывет, точно разложившийся труп.
Лариса ничего не ответила. Она ужасно устала и хотела лишь одного — избавиться от всех старых знакомых. Никогда она не участвовала в криминальных проектах, хотя через ее счета проходили разные деньги, в том числе и грязные. Свою чудовищную страсть она не причисляла к «уголовке». Не она же выносила приговор этим несчастным. Редкие дни затмения, особенно после очередного наслаждения пытками и убийством, сменялись долгими неделями, а порой даже месяцами апатии и тихой печали. Никому она не причиняла вреда, сносно относилась к мужчинам и даже отвечала на их комплименты. Леонтович ворвался в ее психику подобно электрическому разряду. Она и предположить не могла, что такой человек способен обратить на нее внимание. Он словно заворожил ее, и, кажется, впервые в жизни Лариса почувствовала влечение к мужчине. Поэтому столь сильно испугалась разоблачения.
Воркута не торопился. Он понимал, что Лора-гестапо никуда от него не денется. Главное, чтобы не вывела на него. А для этого одного испуга и шантажа недостаточно. Он знал идиотскую бабскую психологию, долго прятать в себе свои грехи, а потом, ни с того ни с сего, начать рвать на себе волосы и орать о них всему миру. Одним словом — неустойчивая психика.
— Тут крутые дела начнутся. Граф, он со мной в паре. Про твои художества не заикнется, пока не прикажу. Живи, наслаждайся морем и держи язык за зубами. Ясно?
Лариса кивнула головой и про себя решила из Афин первым же рейсом улететь в Москву.
Казалось бы, разговор между ними был исчерпан. Воркута уже собрался уходить, но в дверь постучали. Он по-звериному напрягся, вытащил из-под куртки пистолет и показал им, чтобы Лариса открыла, а сам спрятался в полупустой стенной шкаф.
В каюту вошел Лавр. Осмотрелся, задержал взгляд на Ларисиной трясущейся руке с зажатой в пальцах сигаретой.
— Случилось что-нибудь?
Лариса не ответила. Она с секунды на секунду ждала выстрела. Страх парализовал ее. Приход Лавра совсем доконал ее. Она была готова упасть у его ног.
— Чем ты напугана? Кто тебя испугал? — не отставал Лавр.
Лариса пожала плечами и сквозь зубы произнесла:
— Вы.
— Не ври. Со мной такие штучки не пройдут. Это ты заливай графьям да всяким шоуменам, — он вплотную подошел к ней и схватил за подбородок. — Отвечай! Ты встретила Воркуту? Да? Где ты его встретила?
Лариса с трудом вырвалась из его рук. Даже уши у нее дрожали в ожидании выстрелов.
Лавр понял, что криком ничего не добиться. Он сел на стол, достал пистолет и, поигрывая им, принялся объяснять:
— Мне рассказала Татьяна о вашем разговоре. Ты подтвердила, что Воркута хотел убить графа, теперь остается найти его среди пассажиров корабля. Занятие нетрудное. Тем более, ты его уже видела. Видела, а?
Лариса замотала головой и зарыдала.
— Успокойся ты наконец! Пошли, со мной бояться нечего. Я дам тебе охрану, и вы будете искать вместе этого подонка. Клянусь, ни один волос не упадет с твоей головы.
Он наглядно покрутил у Ларисиного лица пистолетом, спрятал его и подтолкнул ее к выходу. Лариса безропотно подчинилась. Самым огромным ее желанием было побыстрее выбраться из каюты.
Воркута удостоверился, что они ушли и возвращаться не собираются, вылез из шкафа, отхаркивая и сплевывая прямо на палас набившуюся в носоглотке пыль. Подошел к бару, достал банку пива, не отрываясь, осушил ее и прислушался к шумам за дверью. Ничего подозрительного не обнаружил и спокойно вышел из каюты.
Навстречу ему шли конкурсантки. Они громко разговаривали, смеялись и что-то показывали руками. Среди них была Люба. Она первая заметила Воркуту и едва не вскрикнула. Он полоснул по ней взглядом, от которого можно было упасть в обморок. Не чувствуя под собой ног, девушка прошла дальше, бессознательно вцепившись в руки идущих рядом девушек. Как только они оказались на палубе, она, ни слова не говоря и не извиняясь за синяки, оставленные на запястьях подруг, постаралась скрыться из вида.
Она мечтала лишь об одном — добраться до каюты Павла и забиться с головой под его одеяло. Она не сомневалась, что Воркута совершил что-то ужасное. Именно такой его взгляд она ощутила на себе в тот момент, когда он выстрелил в Ваню-Нахичевань. Ничего страшнее она в своей жизни не видела. Этот взгляд тогда парализовал ее волю настолько, что она сразу потеряла сознание и повалилась на мокрый от крови пол рядом с трупом любовника.
Сейчас ей удалось удержаться на ногах, но сознание хаотично выбрасывало из глубин памяти яркие картины того убийства, и Любе казалось, что минуту или две назад произошло то же самое. Это чувство заставляло ее бежать, но ватные ноги еле передвигались. Попадавшиеся навстречу пассажиры сначала смотрели с удивлением, а пройдя мимо, останавливались и начинали спорить:
— Пьяная?
— Нет. Обкурилась.
— Это та, которая с графом!
— Он тоже не выходит из каюты. Наркоманы…
А граф сидел в кресле, тупо уставясь в телевизор. Он не замечал меняющихся кадров фильма. Ему необходимо было окончательно уяснить для себя план действий. Перед ним был небогатый выбор решений, но все-таки выбор. Либо личная месть, что намного упрощает решение задачи, либо другое, а именно намотать нервы на кулак, войти в самую суть дел Маркелова, использовать Воркуту, выяснить подноготную этого роскошного круиза и найти тот самый криминал, запах которого почувствовал профессиональным чутьем отставной генерал Александров.