нормального крепкого чая. Честно сказать, даже по простому кипятку соскучился. Из
посуды у меня был один термос, но в нѐм я держал питьевую воду: каждый раз бегать к
речке никаких ног не хватит. Пробовал из камня сделать посудину, но, как я уже говорил, не тот камень - крошится. Одна надежда была отыскать глину и заняться гончарным
делом. Но пока, увы, глина не встречалась.
Далеко я не решался ходить. Вот закончу избу, времени свободного прибавится,
тогда и расширю свою зону обитания.
Вечерами, сидя у костра, рыбьей костью писал на бересте. Записывал бессистемно,
просто, что на ум приходило в данный момент. Острой необходимости в этом не было, но
поддавался, дабы потрафить графоманскому зуду. Как ни говори, с 11 лет не выпускал
из рук ручку: днѐм ли, ночью (по ночам чаще, ибо я "сова"), здоровый, больной, трезвый, пьяный - я всегда писал. Свои мысли, чужие переписывал (считал семенами, из которых
потом вырастали сюжеты рассказов, повестей, романов), наброски, сюжеты, эскизы...
Береста № 27:
Меня всѐ время одолевает ощущение, что я выпустил на волю джина, как это
бывает в сказках. Джин пообещал исполнить три моих желания. Три? Так мало? Да их
у меня триста раз по три... Джин не стал ждать, пока я определюсь, залез в мои мозги
и выбрал три из моих тайных желаний. И поочерѐдно исполнил.
Хотел я иметь свой дом, большую семью, и быть публикуемым писателем?
Исполнилось.
Хотел я быть Казановой местного значения? Исполнилось.
Хотел я пожить один в лесу, без цивилизации? Исполнилось.
Всѐ, желания кончились. Джин исчез. Я один в лесу. И цивилизацией не пахнет...
Береста № 31:
25
Всѐ же интересно, какой сейчас век, год? Насколько помнится из истории, эти
места, после основания Новгородского государства принадлежали ему. Потом на них
посягали норманны - варяги, викинги. До прихода славян здесь обитали, кажется,
полудикие племена чудь, весь, ижора. Неужели они дальше своих уделов не вылезали?
Скорей всего другое: племена небольшие, территория огромнейшая, чего переться к
чѐрту на кулички, если всѐ необходимое под боком.
Неужели моя нога первая ступила на эти острова?
Береста №44:
(Мысль, не уверен, что моя, должно быть где-то читал)
Неразумно, нерасчѐтливо, капризно создала человека природа, что-то в нѐм
соединила не так.
Вот, казалось бы, всѐ переживѐт, всѐ увидит, услышит, вкусит, любил, был
любим, страдал, ненавидел, падал, умирал и вновь возрождался, седел и выл от горя...
И что? Он снова и снова, до дней последних своих, тайно желает повторить!
Уж смерть ходит по пятам, точит свою косу, а он желает ещѐ разик, напоследок,
любить, ласкать, томно страдать...
К чему это я? Не знаю. Пришло на ум, когда увидел совершенно трухлявый пень, а
из трухи выглядывает свежая трогательная веточка в два листика.
Береста №45:
Вчера я слукавил перед самим собой. Неспроста вчерашние мысли, не просто так.
Вот глянул на пень, и тут же возникло в башке: "Труха в землю, зелень в бок". В
переводе на нормальный:"Седина в бороду, бес в ребро".
И тогда рвануло на свободу то, что держал под запором: мне хочется бабу,
женщину! Любую, лишь бы тѐплая была, нежная, ласковая... Залюбил бы до
умопомрачения!
Она приходит в мои сны, незримая, неясная, но пальцы мои ощущают тугую
плоть, гладкую кожу...
Я просыпаюсь с криками, в поту, сердце колотится о рѐбра. Точно безумец,
вскакиваю и бегу вон.
Если уже светло, бегу к "Карповке" и с ходу в воду.
Если сумрачно, беру топор и зверски увечу кряжистую корягу, что за моим
шалашом...
Если я однажды отброшу копыта, то не от голода и холода, не от болезней и
старости, а от этих снов, от воздержания, от жажды женского тела...
Эй, джин, ау! Можно ещѐ одно желаньице, махонькое, в качестве бонуса, а?
Пошли мне Пятницу, только не мужика, боже упаси! Ну, что тебе, всемогущему,
стоит? Порадей бедному человечку... А?