Однако долго раздумывать над этим вопросом мне не дали. Железная дверь отворилась, из комнаты шустрой стайкой вылетели несколько молодых парней, вся одежда которых состояла из белого передника и беленьких же носочков. Обувью им служили лёгкие сандалии, из всех прочих аксессуаров были ошейники с прикрепленными к ним подвесками. Так, понятно, это гаремные рабы или слуги… а, судя по тому, что Стражники проводили их довольно-таки плотоядным взглядами, ещё и постельные грелки для местных доблестных защитников отечества. М-дяя, куда я попал…
Внутри предназначенных мне комнат оказалось ожидаемо мрачновато. Общий колер действительно был черный – чёрные с серебром обои, черный, с редкими вкраплениями белых изящно изгибающихся линий, напоминавших арабески, полог над кроватью, тёмного дерева резные кресла, столик и скамья, чёрно-шоколадный мягкий ковёр, устилавший часть пола. Занавеси на окнах были, правда, серо-белыми, и это несколько сглаживало общий депрессивный колорит. Старший из Стражников жестом приказал мне сесть на скамью, а самый молодой защёлкнул у меня на щиколотках самые натуральные кандалы, соединенные серебристой довольно лёгкой цепочкой. Ту же процедуру проделали и с моими руками, в заключение на шею мне водрузили массивный, хоть и не тяжёлый ошейник, серебряным накладкам на котором возрадовался бы любой служебный доберман. На ошейнике, кстати, тоже было кольцо, а от ножки кровати змеилась довольно длинная цепь, на которую меня и посадили, как Шарика у будки. После чего старший достал из-за пояса длинный деревянный жезл и по очереди приложил его к защёлкам, отчего каждую из них на некоторое время окутало симпатичное радужное сияние, а кожу немного защипало, но это неприятное ощущение быстро прошло. После этого Стражники удалились, оставив меня сидеть на скамье и тихо охреневать.
Но охреневал я недолго, дверь снова отворилась, и вошли несколько слуг. Они, трудолюбиво пыхтя, волокли заказанный мной предмет искусства. Немного повертев головами, парнишки поместили статую в нишу рядом с кроватью и тоже вышли.
Стоило двери закрыться во второй раз, я вскочил со скамьи и попытался выяснить оставленные мне Нинивилем степени свободы. Выяснилось, что не могу подойти ни к окну, ни к двери вплотную, так, чтобы посмотреть или подать знак. Я мог перемещаться свободно по кровати, доходить до столика и заходить в маленькую дверь с другой стороны кровати, задёрнутую занавеской. За дверью обнаружилась приличных размеров купальня и то, что могло в этом мире сойти за унитаз. Вот до него я дойти ещё мог, а прелести купания оставались для меня недоступными. Пиздец, товарищи. Похоже, поганец Нинивиль предусмотрел всё, чтобы я свободно мог разве что дышать. Кстати, рядом с первой небольшой дверцей была ещё и вторая, но вот подойти к ней я уже не мог. Да и цепи на руках и ногах сильно мешали передвижению – чтобы пройти вперёд, я вынужден был делать мелкие семенящие шажки, следя, чтобы цепочка не запуталась, а я сам не грохнулся носом в ковёр. Унизительно донельзя.
И я уселся в кресло, рассматривать цепи и лелеять планы страшной мести. Злость мешалась во мне с сочувствием к обитателям этого местечка, запертым за красивыми серебряными решётками. Хотя… может, им такое и нравится?
Я стал внимательно разглядывать свои оковы – может быть, удастся как-то сбить замки или расковырять цепи? Не зря же на меня не действует магия этого мира? Но тоненькие с виду цепочки оказались на диво прочными, а расковырять замки мне оказалось попросту нечем. Ничего острого, колюще-режущего, даже случайно оставленной где-нибудь в уголочке вязальной спицы в пределах моей досягаемости обнаружить не удалось. Я уселся на мягкий ковёр перед статуей и стал жаловаться моему молчаливому мраморному слушателю на свою злую судьбу. Жаловался я долго, обстоятельно и подробно, время от времени отвлекаясь на то, что стоило бы сделать с Нинивилем за такую подставу. Статуя внимательно меня слушала и, естественно, молчала, хотя мне показалось, что её выражение лица сменилось с просто грустного на сочувственное. А потом произошло то, отчего я немужественно взвизгнул и взлетел на кровать бабочкой. Мраморный юноша мне подмигнул, типа: не расстраивайся, всё наладится.