Марта во время этого разговора молча улыбалась и исподлобья посматривала на говоривших.
— Извините, мадам, я пришел сюда сказать вам еще, что погода стала прелестна, дороги настолько сносны, что идти можно, и мы совершенно готовы хоть сейчас отправиться.
— Сегодня уже поздно, — сказала графиня.
— Еще только три часа, мы успеем пройти несколько миль до заката солнца.
— Зачем спешить? — настаивала графиня.
— Ваше желание, графиня, для меня закон.
— Благодарю вас, я хочу немного отдохнуть сегодня.
— В таком случае мы отправимся завтра?
— Да, завтра.
— В котором часу?
— Когда угодно!
— Отлично, мне только остается пожелать вам всего хорошего и уйти, чтобы не помешать отдыхать.
Он поклонился и поднял дверь палатки.
— Месье Лебо! — сказала графиня.
— Что угодно?
— Еще одно слово, если позволите.
— К вашим услугам.
— Мне хотелось бы спросить вас?
— Если только знаю…
— О, конечно!
— Извольте.
— Можете вы сказать, далеко мы от плантации Меренвиль?
— Могу.
— Скажите же.
— Мы в 66 милях от Красной Палки, вы, вероятно, про нее спрашиваете?
— Да, вы говорите, в 66 милях от Красной Палки?
— Да, графиня.
— Хорошо, сколько же это нужно дней, чтобы доехать?
— Если водой, как мы едем, самое большее — дней семь.
— Благодарю.
— Еще что не желаете ли сказать?
— Да, если позволите.
— О, графиня, я весь к вашим услугам, распоряжайтесь мной.
— Вы наш друг, — сказала графиня, протягивая ему руку.
— О, это много чести, графиня, — продолжал Шарль Лебо, почтительно целуя протянутую руку, — вы еще что-нибудь желаете знать?
— Да, конечно!
— Я слушаю, графиня.
— Я хотела узнать, далеко ли мы от Карильона?
— О, нет, мы не дальше 50 миль от крепости.
— Так близко?
— Не больше, графиня.
— Вы уверены?
— Да, убежден; я хорошо знаю эту дорогу, ошибиться трудно.
— Значит, путешествие отсюда в крепость много короче, чем отсюда в Красную Палку.
— Нет, напротив.
— Каким образом?
— Очень просто.
— Ничего не понимаю.
— Обратите внимание на дорогу: чтобы вернуться в крепость, придется ехать сушей, а не водой.
— Что же из этого?
— Очень многое, графиня.
— Я ровно ничего не знаю, объясните мне, пожалуйста, Лебо.
— Это так просто: водой мы легко делаем десять и даже двенадцать миль вдень.
— А сухим путем?
— Едва шесть миль в день, то есть ровно вполовину, если не меньше.
— Боже мой, отчего же такая громадная разница?
— Потому что у нас нет еще дорог, приходится идти едва заметной тропинкой, рискуя на каждом шагу иметь неприятную встречу или прокладывать самому дорогу топором и огнем, что не безопасно.
— Но до Дюкенса мы можем ехать водой?
— Желая попасть в Карильон, вы еще продлите путь, возвращаясь в Дюкенс.
— Почему это?
— Потому что ради личных интересов мы должны идти прямо к тому месту, куда едем, заезжая в Дюкенс, мы сделаем крюк, а это много значит.
— В таком случае, чтобы попасть в Карильон, нужно около 10 дней. На целую треть больше, чем на Красную Палку.
— Да, я объяснил почему, графиня.
— Да, да, только мне это очень неприятно.
— Вы желали вернуться в Карильон?
— Да, это мое страстное желание.
— Если бы я мог сделать замечание…
— Я знаю, что вы скажете, ясама себе тоже сто раз повторяла.
— И вы не отказываетесь от своего желания?
— Больше чем когда-либо, у меня есть уважительная причина, которая и вас заставит согласиться с моим мнением.
— О, графиня, я и без этого всюду пойду за вами.
— Знаю, мой друг, но я считаю своим долгом сказать вам, что меня заставляет непременно вернуться к мужу.
— Ради Бога, графиня…
— Нет, нет, — вскричала она быстро, — я слишком дорожу вашим мнением и не хочу, чтобы вы считали меня непостоянной, ветреной женщиной, которая сама не знает, чего хочет.
— О, графиня, подобной мысли никогда быть не может у меня.
— Знаю, но выслушайте меня.
— Вы этого хотите?
— Да, требую.
— Я покоряюсь.
— Хорошо, почему граф хотел, чтобы мы оставили Бельвю и уехали в Красную Палку?
— Очень ясно, графиня, потому что граф, обязанный по службе уезжать ежегодно на несколько месяцев, должен был оставлять вас одну без всякой защиты в глуши, где трудно рассчитывать на чью-нибудь помощь в случае нападения.
— Видите, вы сами то же говорите.
— Потому что это правда, графиня.
— Чья же измена и лицемерие больше всего пугают графа?
— Графа Витре, человека, не имеющего ни совести, ни чести, для которого цель оправдывает все средства.
— Вы знаете, что еще сегодня утром Витре грозил нам?
— Да, но теперь, когда его важные бумаги попали к нам в руки, он не так страшен.
— Вы думаете, что после всего случившегося он не осмелится появиться в Канаде?
— От него можно ожидать всего. Он способен от всего отказаться и, имея хорошую поддержку при дворе в Версале, он сумеет дело поставить так, что легко победит врагов.
— Вы думаете?
— Убежден, графиня.
— Но это ужасно!
— И в то же время верно.
— Вы думаете, что этот человек еще имеет силу?
— Нет, я говорю, что его нужно бояться; не имея до сих пор ни в чем удачи, он постарается жестоко отплатить за все его оскорбления и унижения, для этого он не остановится ни перед чем. Но в настоящую минуту он в ужасном положении: у него нет ничего, все планы расстроены, он должен сперва собраться с силами и средствами для того, чтобы гордо вернуться в Канаду.
— Ну, это трудно, — с иронией заметила графиня.
— Вы ошибаетесь, графиня. У него не много друзей, нет, люди, подобные графу Витре, могут иметь не друзей, а соучастников, которые имеют много данных на то, чтобы помогать ему, и…
— О, неужели в Канаде есть подобные люди? Вы ошибаетесь.
— Увы, нет! Графиня, я, к несчастью, не ошибаюсь, все, что я говорю вам, истина; в Канаде очень много флибустьеров; если бы их вздумали вешать, колония опустела бы совершенно.
— Итак, — говорила графиня, вся погруженная в свои мысли, — вы не согласны с моим желанием вернуться поскорее в крепость.
— Извините, графиня, я мог только высказать некоторые замечания, которые я считал необходимыми.
— Вы правы, я согласна.
— Между тем, если глубоко обдумать, вы более правы, вы должны вернуться к графу Меренвилю.
— Я вас окончательно перестала понимать, мой друг, — сказала, улыбаясь, графиня.
— Вы думаете, что я переменил свое мнение, не так ли?
— Да, мне кажется…
— Нет, графиня, есть данные, в которых вы скоро сами убедитесь, на то, чтобы я желал вашего присутствия в крепости.
— Вы говорите загадками, Лебо.
— Потому что я не могу говорить прямо.
— Хорошо, я согласна, мы едем.
— В Красную Палку?
— Нет, — живо перебила графиня, — в Карильон.
— Когда вы желаете выехать?
— Завтра, если можно.
— Очень возможно, завтра, с восходом солнца, мы отправляемся.
— Великолепно, но вы, кажется, говорили…
— Да, графиня, у нас есть восемь превосходных лошадей.
— Откуда вы их взяли, друг мой?
— Графиня, — отвечал он по обыкновению неохотно, — я конфисковал их у графа Витре, они все были верхами, а за ними шли навьюченные мулы.
— Дорого же он поплатился, бедный граф! — засмеялась графиня.
— Не правда ли? — поддержал Сурикэ, также смеясь. — Я не коснулся пальцем его багажа, в этом можете быть уверены, но я весь перебрал его, думал найти какие-нибудь нужные и полезные бумаги, но ошибся.
— Это жаль!
— О, у нас есть уже, что нужно; как видите, у нас ни в чем нет недостатка, и мы можем совершенно спокойно ехать.
— Мы не будем проезжать около Дюкенса?
— Нет, он останется совершенно в стороне.
— Это досадно, там мы могли бы получить необходимые сведения.
— Как знать, графиня, во всяком случае, мы будем иметь необходимые сведения; не забудьте только, что завтра мы едем с восходом солнца.