— Я зашью, Адди. А ты, кажется, нужна там — три стойла дальше.
— Что ты здесь делаешь? — шепчу я.
— Ты не брала трубку. Я начал волноваться. Приехал убедиться, что с тобой всё в порядке.
— Но почему сюда? Прямо сюда?
— Твой босс сказал, что тебе нужна помощь. Я сказал ему, что лучший в стране по лошадям. И он дал мне адрес. Повезло, что успел, малышка.
— Не называй меня так.
— Ну же, малышка Адди…
— Нет. Никаких « малышек». Только Адди. Всё, зачем ты мне сейчас нужен — это сохранить в живых этих кобыл и их малышей. Точка.
Он театрально поднимает руки.
— Как скажешь. Работаю, доктор.
— Отлично, — хватаю сумку и иду к следующей кобыле, разрываясь между раздражением и облегчением. Хадсон стоит, опершись на перегородку, жует стебель сена. Когда наши взгляды встречаются, в его глазах только забота.
— Прости. Я не знала, что он приедет.
— Всё в порядке, Адди. Ты сказала, что нужна помощь. Вот она.
— По крайней мере, ветеринар из него отменный. Отдам ему должное.
Я захожу в стойло, и Хадсон тянет меня в объятия, опуская подбородок мне на макушку.
— Боже, Хадди, я вся в грязи…
— Я тоже мечтаю о горячем душе, девочка моя… — последние слова он почти шепчет. Но кобыла за нами начинает нервно шагать по стойлу, и мы отстраняемся. Она переминается, бьёт копытом, и Хадсон пристёгивает поводок к её недоуздку. Что-то не так.
Я выдёргиваю карточку из сумки и ищу Чери.
Пульс в норме. Немного маловата, но последнее УЗИ не показало отклонений. Всё в тумане… одни ноги… Стоп.
Я выщелкиваю снимки. Шесть ног. Нет, восемь?!
Как, чёрт возьми, я это пропустила?
— Чёрт.
— Что?
Я поднимаю глаза. Хадсон подходит, выхватывает карту.
— Близнецы? Серьёзно?
— Я… я не знаю, как я могла не заметить. Она должна быть в клинике. Я должна была наблюдать внимательнее.
— Но мы же просто примем их по очереди, как у людей, да?
— На самом деле, — раздаётся голос Адама с другой стороны перегородки, — у лошадей шансы на выживание обоих жеребят в разы ниже, чем у людей.
— Господи, — Хадсон зажимает переносицу, зажмуривается. — А Чери? Она справится?
— У неё есть я и Адди. Конечно справится.
Он говорит это с уверенностью. С самоуверенностью. Но подтверждает слова делом — берёт на себя половину задач, пока Хадсон стоит у дверей стойла. Мы быстро снимаем базовые показатели между схватками. Строим план. И запасной план.
План А — роды естественным путём, по одному жеребёнку.
План Б — если Чери не справляется или один из малышей в дистрессе — делаем кесарево.
Работать с Адамом — всё равно что ехать на автомате. Всё отточено, привычно. Мы работали бок о бок четыре года и сразу возвращаемся к тем же ролям, без слов. Всё слажено.
Я подхожу к дверям конюшни и рассказываю Хадсону, что мы решили. Он кивает, отступает, не сводя глаз с Адама. Потом медленно переводит взгляд на меня.
— Вы справитесь здесь? Без клиники?
— Да. В идеале, конечно, нужна стерильная операционная. Но и этого хватит.
Когда Чери начинает бить по животу задней ногой, а хвост дёргается неестественно резко, становится ясно — пора вмешиваться. Она не ложится сама, как это делают кобылы, когда приходит время. Будто чувствует, что что-то не так.
Я провожу повторный внутренний осмотр и всё становится ясно. Первый жеребёнок запутан с вторым.
План А исключён. Никаких поочерёдных родов.
Они, скорее всего, в одном плодном пузыре. Чёрт.
Хадсон ходит взад-вперёд у стойла.
— План Б, Адам. ФФТС… и запутанные жеребята.
— Чёрт, — выдыхает он. — Фето-фетальный трансфузионный синдром. Редкость. Удивительно, что она вообще доносила… Я подготовлю всё. Ты — готовь её. (*Фето-фетальный трансфузионный синдром — это редкое осложнение при беременности монохориальной двойней, при котором через общую плаценту кровь неравномерно распределяется между плодами, что может угрожать жизни обоих.)
Видеть Адама сбитым с толку — событие. Я смотрю на него секунду, потом перевожу взгляд на Хадсона. Мы не можем потерять этих малышей. Я проклинаю себя за то, что не заметила близнецов раньше. При осмотрах всегда чувствовались только два копыта и морда. Видимо, второй был под первым. А теперь они так переплетены, что естественные роды невозможны.