— Ещё один приём?
— В запасной процедурной. Он тебя ждёт.
Сердце колотится, и я обхожу её. Чувствую, как Салли провожает меня взглядом, а мне приходится трясти руками, чтобы избавиться от дрожи. Но когда я открываю дверь, живот уходит в пятки. Хадсона нет.
Гарри.
Я закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной, прикусив нижнюю губу. Когда он оборачивается, всё, что я могу — это держать дыхание ровным и сдерживать слёзы, обжигающие переносицу.
— Адди, ты всё ещё здесь.
Я выдыхаю.
— Ага. До конца недели.
— Ты подумала над моим предложением?
— Я думала, оно уже не в силе после родов.
— С чего бы ты так решила?
— Я пропустила близнецов на обследованиях. А Хадсон...
Гарри поднимает руку. Я замираю, готовясь к выговору.
— Знаешь, я работал с ветеринарами больше двадцати лет. И за всё это время ты — первая, кто признал ошибку и исправил её. Причём с отличным результатом, между прочим. Это требует мастерства, знаний и, что немаловажно, смелости. Я впечатлён, а не разочарован.
Я не знаю, что ответить.
— Хадсон... Он упрямый и сильный человек. Но он всегда делает то, что считает правильным для своей семьи.
Я замираю на слове «семья».
Неужели мы с Хадсоном, сами того не замечая, переняли «всегда» и «никогда» у Луизы с Гарри? Хадсон — мой корабль. А я — его капитан? Нет. Он сам сказал мне уйти. Чтобы что? Скитаться без цели? Найти другого капитана?..
Что вообще?
— У моего сына в голове засело, что он никогда не будет достаточно хорош. Ни для ранчо, ни для тех, кого он любит. Именно поэтому я каждый день бросал ему вызов. Именно поэтому последние четыре года я пытался заставить его взять бразды в руки. Он более чем способен. Он лучший наездник из всех, кого я знал. Но ему не хватает одного. Того самого, что делает мужчину мужчиной. И когда вы вдвоём это поймёте... Неважно, сколько времени это займёт. Или поймёте ли вообще. Моё предложение — открыть вместе передвижную ветеринарную клинику, всё ещё в силе. Спрос в этой области здесь никогда не иссякнет.
Я только киваю. Луиза была права. Гарри — прямой, честный и знает, что нужно его семье. Порой даже раньше, чем они сами это понимают. А своя практика — это ведь моя конечная цель, то, к чему я всегда стремилась.
Но он упускает одну вещь. Хадсон не хочет, чтобы я осталась. Даже если я ему нужна — он меня не хочет. Резкий контраст с Адамом, который всегда меня хотел, но никогда не нуждался.
Если смотреть на ситуацию, Хадсон, отправив меня прочь, дал мне два выбора. Жить карьерной жизнью, погрузиться в то, что я люблю, — продолжить набираться опыта в лошадиной сфере. Или вернуться в Нью-Йорк и прокачивать хирургические навыки. Вернуться к той жизни, что была у меня до этого.
Но в этих вариантах не было слова «остаться». И не было намёка на то, что мы могли бы построить жизнь вместе.
— Вообще-то, я возвращаюсь в клинику в Нью-Йорке. Они сами попросили, чтобы я вернулась, так что я приму их предложение.
— Понимаю. Ну, если вдруг что-то пойдёт не так — знай, у тебя всегда есть здесь место. По крайней мере, в нашем сообществе.
Приз, утешительный.
— Спасибо, но мне…
Гарри делает шаг ко мне, и я вижу вблизи каждую черту, которую он передал сыну. Эти ярко-голубые глаза, чётко очертанную квадратную челюсть, каштановые волосы, начинающие редеть — в отличие от шевелюры Хадсона. Он обнимает меня, и я сжимаю челюсть, чтобы не расплакаться.
— Никогда не говори «никогда», Аделин. Жизнь посмеётся тебе в лицо и даст то, чего ты меньше всего ждёшь, но именно то, что тебе нужно.
Господи, теперь понятно, откуда у Рида эти философские речи. Я всхлипываю со смешком, и он отпускает меня. Его голубые глаза внимательно смотрят в мои.
— Ты всегда будешь желанна в нашей семье. Пока, Адди.
— Пока, — шепчу я.
Он выходит за дверь и закрывает её за собой.
Когда последний ящик с моими вещами кое-как втискивается в багажник, я с грохотом захлопываю крышку, обхожу машину и сажусь за руль. Бросаю последний взгляд на таунхаус, который был моим домом последние полгода, захлопываю дверцу и завожу мотор. Переключаю коробку на «драйв», и в этот момент из-за угла на тревожной скорости вылетает чёрный пикап Рида.
В животе взрываются бабочки. И... тут же затихают, когда я вижу Мака на пассажирском сиденье. Машина останавливается поперёк въезда, перекрывая мне выезд, и они выпрыгивают наружу. Я вылезаю из машины, и уже через секунду Мак крепко сжимает меня в объятиях.
— Хотела уехать, не попрощавшись, Аддс?
Я выдыхаю сдавленный смешок сквозь сжатое горло. Он отпускает меня и наклоняет голову.