Наш разговор на некоторое время прервался, сменившись стрекотанием сверчков. В конце концов я больше не мог выносить тишину.
― Так… как прошло твое свидание?
― О, теперь он спрашивает. ― Она сверкнула озорной улыбкой.
― Просто сменил тему, чтобы отвлечься от более серьезных вопросов.
― Вообще-то, все прошло хорошо. Но я не уверена, что стоит продолжать. Мне не нравится идея встречаться с коллегой. И мне кажется нечестным встречаться с кем-то и не раскрывать столь важный факт, что я беременна. ― Она тяжело вздохнула. ― Так что я не знаю, как поступить.
― Он больше не приглашал тебя на свидание?
― О, приглашал. И не раз. Я просто откладываю его.
Стиснув зубы, я кивнул, чувствуя эгоистичное облегчение от ее колебаний.
Затем она сменила тему.
― Сегодня я рассказала сестре о беременности.
― Ты никогда не говорила о своей сестре.
― Мы не особо близки. Она старше на пять лет, очень рассудительная и не всегда меня понимает. Как и ожидалось, ей было что сказать о моем решении стать суррогатной матерью.
Мне это совсем не понравилось.
― Что она сказала?
― Она не понимает, почему я захотела это сделать ― примерно как ты в самом начале. Только это уже произошло. Так что ее осуждение в данный момент не поможет.
― Что ж, мне жаль, что твое решение стало причиной раздора между вами.
― Разногласия были бы в любом случае, независимо от ситуации. Такие уж у нас отношения. ― Она сделала паузу. ― Все стало еще хуже, когда моя мать заболела.
― Почему?
― Если коротко, то ближе к концу мы с ней во многом разошлись во мнениях. Мама уже плохо себя чувствовала и не хотела пробовать экспериментальное лечение, которое предлагали врачи. Я поддержала желание матери. Клэр ― нет. Она считала, что я побуждаю маму сдаться. И она продолжала говорить мне гадости после смерти матери, обвиняя меня в том, что я не убедила ее попробовать это лечение.
Меня это поразило. Нет ничего хуже, чем принимать сложные решения в конце жизни близкого человека.
― Мне очень жаль, Эбби. Это ужасно со стороны твоей сестры ― заставлять тебя чувствовать себя виноватой в том, в чем нет твоей вины.
― У нас и до этого были сложные отношения, и они так и не восстановились.
― В конце концов, это было право твоей матери решать, как она хочет прожить свои последние дни. Вы просто поддерживали ее.
― Именно так я себя и чувствовала. А еще я должна была следовать своей интуиции, которая подсказывала мне, что все, что мы пробовали до этого момента, только ухудшало ее состояние. Я не могла оставаться в стороне и позволить им лишить ее последнего качества жизни.
Это вызвало у меня дежавю. Как бы я ни избегал разговоров с Эбби о Бритни, я не смог остановиться.
― Мы прошли через подобное ― отказались от последней химиотерапии. ― Я содрогнулся от воспоминаний. ― Бритни, ее родители и я, к счастью, сошлись во мнении, что с нее хватит. Не могу представить, насколько все было бы сложнее, если бы между нами возникли разногласия.
Она кивнула.
― Я рада, что тебе не пришлось пройти через это.
Через минуту Эбби указала на большой камень на обочине дороги.
― Хочешь присесть здесь?
― Ты устала?
― Не очень, ― ответила она. ― Просто думаю, что было бы неплохо немного посидеть.
Я протянул руку и, когда она села, занял место рядом с ней на камне.
― Наш дом стоит у воды, ― объяснила она. ― Я люблю сидеть, слушать шум залива и смотреть на небо, как сейчас.
Небо сегодня было усыпано звездами. Мы оба смотрели вверх.
― Ты думаешь о ней сейчас? ― спросила она, как всегда, интуитивно.
― Трудно смотреть на небо, усыпанное звездами, и не думать о ней. ― Когда я вздохнул, у меня перехватило горло, мои эмоциональные стены медленно опускались. ― Я часто задаюсь вопросом, какая она сейчас. В какой форме. Видит ли она меня. Ангел ли она, или, может быть, звезда в небе. Тяжело не знать, все ли с ней в порядке. Это все, что мне нужно. Мне кажется, если бы я знал это, то смог бы снова дышать.
Эбби положила руку мне на колено.
― Нас заставляют слепо верить. Но трудно сохранять веру, когда тебя разочаровывают в жизни. Все говорят, что люди, которые умирают, попадают в лучшее место. Это то, во что мы хотим верить, то, во что мы должны верить. Но единственное, что можно сказать наверняка, ― это то, что нам не суждено узнать.
― Ну, спасибо, что не обманываешь меня, как все остальные.
Она усмехнулась.
― Тем не менее, я предпочитаю верить, что Бритни в лучшем месте и все еще с тобой. То же самое с моей мамой. Я чувствую, что она со мной.
Когда она продолжала смотреть на небо, я перевел взгляд со звезд на ее красивый профиль. Эбби не просила многого ― только моего общества и честности. Я чувствовал, что должен ответить, даже если потом буду жалеть об этом.
― Ты нравишься мне больше, чем следовало бы, ― признался я.
Она повернулась, широко раскрыв глаза.
― Ты мне тоже нравишься.
Я снова обратил свое внимание на небо.
― Кстати, на днях я чуть не уволил Шона.
― Что? ― Она рассмеялась. ― Почему?
― Он допустил ошибку при составлении баланса. Я действительно хотел его уволить.
― Из-за ошибки.
Я повернулся к ней, изображая невинность.
― Из-за чего же еще?
ГЛАВА 25
Эбби
Трек 25: «Secrets» by OneRepublic
Через несколько дней после того, как я в последний раз видела Зига в гостинице, Шон зашел в мою кабинку, чтобы мы могли вместе пообедать. Я все еще не приняла его предложение о втором вечернем свидании. Платонический обед на работе казался мне гораздо более безопасным вариантом, пока я разбиралась со своими странными чувствами к Зигу и пыталась понять, стоит ли сближаться с Шоном.
Как раз в тот момент, когда я перекинула сумочку через плечо, она каким-то образом выскользнула у меня из рук, и ее содержимое высыпалось на пол. Шон наклонился, чтобы помочь мне собрать все.
― О нет. Ты не должен, ― настаивала я. Я опустилась на колени и принялась за дело, не желая, чтобы он заметил тампон, спрятанный там задолго до моей беременности, или еще что похуже.
Но было уже слишком поздно. Я запаниковала, когда увидела, что он поднял фотографию УЗИ, которую я продолжала носить в сумке.
― Что это? ― спросил он, глядя на нее.
― Это... ― Я не знала, что сказать.
― На ней написано «Акушер-гинеколог» и твое имя. ― Он поднял на меня глаза. ― Ты беременна?
Я замерла. Я не могла отрицать, что беременна. Все было очевидно.