― Да, ― сказал я. ― А что?
― Ты смотрел в пространство.
Я просто думал об Эбби. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я оставил ее в Род-Айленде, и сегодня ей сделали УЗИ. Сейчас она была на седьмом месяце.
Казалось, я не видел ее целую вечность. Сын Фелисити и Лео, Илай, появился на свет на следующий день после моего возвращения из Штатов. Сейчас малыш выглядел просто гигантом по сравнению с тем, каким он появился на свет два месяца назад. Я продолжал использовать его размер в качестве измерителя того, как долго я был вдали от Эбби. Не проходило и дня, чтобы я не скучал по ней как сумасшедший.
Вечно все чувствующая Лавиния, как обычно, решила сунуть свой нос куда не следует.
― Ты думаешь о ней? ― спросила она.
― Даже если и так, какое тебе до этого дело? ― Я сделал глоток чая.
― Ты ― мое дело, Зигмунд. Какие еще у меня могут быть дела?
Я тут же почувствовал себя задницей. Не имея собственных детей, Лавиния относилась ко мне как к сыну.
― Мне жаль. Я полагаю, так и есть. ― Я вздохнул. ― Да, я думал о ней.
― Хочешь чем-нибудь поделиться?
― Не особенно.
Лавиния, очевидно, знала, что у нас с Эбби были какие-то интимные отношения до того, как Эбби уехала, но она никогда не спрашивала меня о подробностях, да и я не рассказывал. Она ничего не знала о том, что произошло между мной и Эбби в Род-Айленде, в частности о том, что у нас был самый потрясающий секс в моей жизни прямо перед моим возвращением сюда.
― Есть что-нибудь, чем ты готов поделиться? ― спросила она.
Вздохнув, я потер виски.
― Я скучаю по ней, ясно? Это то, что ты хотела услышать?
Она улыбнулась.
― Я тоже по ней скучаю. Она действительно скрашивала нашу жизнь.
― Да, это так. ― Я сделал паузу. ― Но нам лучше быть порознь.
Лавиния наклонила голову.
― Почему ты так говоришь?
― Я зашел с ней слишком далеко. Ты и так это знаешь ― мне не нужно это объяснять. Ситуация была сложной с самого начала, и я усугубил ее, переступив черту. Возможно, эта разлука ― скрытое благословение.
― Благословение? Вот только ты не счастлив. И я сомневаюсь, что она тоже. Какой в этом смысл? ― Она наклонилась ко мне. ― Почему вы двое не можете быть вместе?
У меня сдавило грудь.
― Ты серьезно спрашиваешь об этом?
― Да. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о причинах.
― Сколько у тебя времени?
Она скрестила руки на груди.
― Много.
― Я забыл, с кем разговариваю. Тебе больше нечем заняться.
― Так расскажи мне.
― Суррогатное материнство работает именно благодаря границам, которые к нему прилагаются. У этого ребенка нет матери. Я знаю Эбби. Я знаю, что она хотела бы участвовать в его жизни, если бы была рядом достаточно долго. И я не могу так с ней поступать. Она застрянет. У нее вся жизнь впереди, и она на это не подписывалась.
Лавиния поджала губы.
― Хм…
― Что теперь?
― У меня есть теория.
Я закатил глаза.
― Хорошо…
― Ты также боишься, что если она будет рядом и начнет проявлять чувства, это привяжет и тебя к ребенку? Это касается не только ваших отношений?
У меня свело живот от чувства вины и страха. Я не думал о ситуации в таком ключе, но это имело смысл. В ней было много слоев. Это было похоже на… луковицу, я полагаю. Господи, Эбби научила меня думать, как она.
― Да, возможно, я боюсь, ― согласился я. ― Я уже решил, что Кейт и Фил должны воспитывать ребенка. Я не подхожу для этого. Если бы в дело вмешалось сердце Эбби, мое бы непременно последовало за ним. И это привязало бы меня к ситуации так, как я не готов. Я не хочу, чтобы Эбби оставалась рядом из чувства долга. Она слишком молода, и ей нужно пожить, прежде чем связывать себя обязательствами. ― Я выдохнул. ― Лучше всего для нас обоих будет отстраниться от ситуации.
― Отстраненность ― сильное слово, учитывая обстоятельства.
― Да. Но это единственный способ сделать так, чтобы все получилось.
― Пытаться оставаться отстраненным требует слишком много усилий, если твое сердце движется в противоположном направлении. ― Она вздохнула. ― В любом случае, не всем нужно путешествовать по миру или испытывать приключения, чтобы захотеть остепениться, Зигмунд. Я, например, никогда не заботилась о том, сколько у меня было впечатлений от мира. Я просто хотела найти подходящего человека с самого раннего возраста. Но, к сожалению, мне это так и не удалось. Это было не в моих силах. Так я стала старой девой.
― Ты никогда не влюблялась?
Она покачала головой.
― Я этого не говорила. Я влюблялась много раз ― или думала, что влюблялась. Но большинство из них в итоге оказывались порченными яблоками.
― Как так получилось, что мы никогда не говорили об этом?
― Нет никого, о ком стоило бы говорить.
― Мне жаль, Лавиния. Ты заслуживаешь большего. Есть кто-нибудь, чью задницу мне нужно надрать?
― В живых никого. ― Она рассмеялась. ― В любом случае, Бог послал мне утешительный приз ― молодого, крепкого мужчину, который будет ухаживать за мной в мои восемьдесят. ― Она подмигнула. ― Лучше этого ничего не придумаешь.
― Ты шутишь? Это ты обо мне заботишься, старушка.
Она улыбнулась, вокруг ее глаз собрались морщинки.
― Как поживает отец Эбби? ― спросила она через минуту.
― Он все еще проходит химиотерапию, уже несколько месяцев. Затем ему предстоит операция по удалению части легкого. Но прогноз хороший.
― Должно быть, ей так тяжело.
― Я волнуюсь за нее. ― Я потер большим пальцем чашку с чаем. ― Если по какой-то причине все пойдет не так, как надо, у нее никого не останется.
― У нее есть сестра, не так ли? Но они не очень ладят, как она мне рассказывала.
Я кивнул.
― Я встретил ее сестру Клэр в Род-Айленде. Она оказалась еще хуже, чем я ожидал. Она эгоистичная, осуждающая сука.
― Кстати, о суждениях, ты уже рассказал матери о беременности? ― Лавиния, видимо, догадалась об ответе по выражению моего лица. ― Зигмунд! Ты не сказал ей?
― Нет. ― Я сделал большой глоток чая.
― Ты должен это сделать.
Я чуть не опрокинул свою чашку.
― Почему?
― Она не может узнать, что у нее есть внук, после того как он родится.
― Почему?
― Я не собираюсь удостаивать это ответом.
Хотя я понимал, что она права, я попытался оправдать свои действия.