Таченко шел молча, играя желваками на скулах. Иван примерно знал, что сейчас творится в голове Анатолия. «Шкура, мразь, эгоист, такой же мародер…» Этих слов Иван наслушался уже достаточно. И не обижался. Какой смысл дуться на правду, сказанную в глаза?
-Нет у вас лидера. Главаря, который бы всех в кулак собрал, - выдал наконец капитан. – Тогда врезали бы вы этим отморозкам. А пока так и будете по кустам прятаться.
Иван невесело усмехнулся.
-А кто им станет? Уж не ты ли? Да и кому это надо? Кто под этого лидера пойдет? Он же не просто так будет за всех ответственность нести. Его ж, как пахана бандитского, кормить – поить надо, скидываться придется. А нам это надо? Самим бы на хлеб добыть. Тем более, какой в нем смысл, в лидере этом? Он что, каждого из нас в Зону провожать будет, рядом с оружием идти, защищать, потом обратно выводить? Нет. Ну и толку от него тогда? Лишний нахлебник, вот и все.
-Дурак ты, извини за грубость. И все вы дураки…
-Зато ты один умный, - не удержался Иван в ответ. – Такой умный, что сам в говно залез, а вылезти помочь меня просишь. Зона это Зона. И здесь твой ум и идеализм меньше всего кому-то нужны.
Таченко ничего не ответил, да Иван и не ждал. Не отлупил – и то ладно. А ведь и сдачи не дашь, мигом пристрелят. Совершенно безнаказанно, ведь до периметра совсем рукой подать, там он, вон, за холмом далекой железнодорожной насыпи.
У Ивана поселилось тревожное предчувствие. Военные теперь вполне могут обойтись и без него. У Таченко - то еще ума хватит удержаться от карательной акции, а вот Чебурной выглядит мужиком крутым на расправу. Шарахнет от бедра очередью – и все. Анатолий с лейтенанта голову не снимет и даже в морду не даст. Разве что спасибо трупу за услуги проводника скажет. Ну, максимум, похоронить велит. И все. А жить-то еще очень охота! Иван уже понял, что сбежать не выйдет (да и смысла особого нет), и потому лихорадочно думал, как бы не допустить худшего развития сюжета.
-Шел бы ты из Зоны куда подальше, - вдруг посоветовал ему капитан. – Человек ты живучий, настырный, нашел бы себе применение в жизни без проблем. Вижу же, что не острых ощущений на задницу ищешь, как некоторые. Неужели мало работы на земле? Мирной, где никто тебя не подстрелит и не съест. Зачем тебе тут умирать?
-Не найду там себе места, - просто и коротко ответил ходок. – Черт его знает, почему, но я тут уже прирос намертво. На и не ждет меня никто.
-Понимаю. Как и я в армии. Да только что-то много у меня с ней несогласий в последнее время возникло. Мысли разные нехорошие шевелятся.
-Какие? – просто для поддержания разговора поинтересовался Иван.
-Всякие-разные. Например, почему мои начальники, командующие войсками Коалиции, которые охраняют Периметр, не предпринимают ничего, чтобы вычистить Зону от разной погани? Забор поставили и довольные, мол, решили проблему. А оно не так просто выходит. Вот представь себе, что будет, если Зона возьмет да расширится? Удержит ее этот забор?
-Нет, - честно сознался ходок. – Ее вообще, по-моему, ничто не удержит.
-И я о том же. Значит, надо брать оружие и выжигать все каленым железом к едрене фене. А генералы что-то головы чешут, мудрят, сами себя перехитрить хотят, что ли?
Иван почесал затылок.
-Вряд-ли все там так просто. Чины в погонах не только ведь святым духом питаются и живут не на одну зарплату. Скорее всего, уже успели прикинуть, какая им выгода от Зоны и куда это можно реализовать. Зачем им резать курицу, несущую им золотые яйца? Проще отгородить Зону от остального мира, как своего рода заповедник, и таскать отсюда добро.
-А люди будут гибнуть?
-А кому есть дело до людей? – невесело хохотнул Иван. – Разве что только этим самим людям. Сытый голодного не поймет.
-Какую-то чушь городишь, - вскипел вдруг Таченко, но тут же умолк.
Каменные желваки обозначились на его скулах. Тяжелые мысли ворочались в голове.
Церковь нависла над головами людей потемневшим и поехавшим чуть в сторону куполом, страшная, мрачная, тяжкая, как православное проклятие. Иван в принципе никогда не любил храмы и все с ними связанное – такая загробная неизбывная тоска его одолевала здесь. Пару раз его по молодости «за неподобающий внешний вид и отсутствие почтения к божьей обители» из церкви выставили, и Иван не на шутку обиделся. Здесь же, в Зоне, церковь он видел только издали. Но, по словам одного из ходоков, ничего опасного здесь не водилось, и потому Иван повел военных сюда. Все-таки со стратегической точки зрения стены лучше голополья и топей.
К церкви вела давным-давно нехоженая и неезженая дорога, когда-то даже асфальтированная, но теперь покрытие вспучилось, встало горбами, треснуло, кое-где его поперек пересекли даже настоящие разломы, причем довольно глубокие и полные болотной воды. Насколько далеко тянулась вся эта «гринпинская трясина» - Иван не ведал, да и ведать не хотел. Мурашки бегали по спине при мыслях, что или кто мог водиться в непролазных камышовых или тростниковых дебрях, кого там могла породить Зона себе на радость и на погибель людям.
Алексей, вдруг остановившись, вытер пот со лба и прохрипел сквозь зубы:
-Вашу мамашу, мы куда пришли? На церкви-то креста нет!
Иван поднял голову и заметил то, что раньше бы ему и в голову не пришло. Действительно: купол, по церковной логике всегда увенчивающийся символом распятия, был пуст. То есть, конечно, крест там когда-то был, там даже штырь крепления остался, но куда-то исчез. Скорее всего, его сняли по распоряжению уехавшего отсюда когда-то батюшки, не желавшего бросать храм с крестом на куполе на произвол судьбы. Все тогда прекрасно понимали – люди вряд-ли сюда вернутся, и будут мирно жить. Но все равно вид обесчещенной, будто обезглавленной церкви производил жутковатое впечатление.
Иван, в принципе неверующий, размашисто перекрестился. Остальные дружно последовали его примеру. Вокруг царило мрачное безмолвие, даже ветер и тот, казалось, стих.
Храм некогда был обнесен дощатой оградой, но пронесшиеся над мертвой землей техногенные катаклизмы, не говоря уж и о природных бурях доконали ее. А тут еще и болотистая, напитанная водой почва сделала дело, столбы подгнили, и забор просто рухнул, между почерневшими досками пробилась высокая трава, лишь кое-где остались торчать наиболее прочные столбы с прибитыми к ним трухлявыми кусками поперечных жердей.
У ворот ограды, тоже рухнувших, кособоко стояла будочка сторожа. Иван заглянул в нее. Пусто. Окошко ощерилось выбитым пыльным стеклом, со стен свисают клочья обоев. Дико и нелепо смотрится лампочка на витом рассохшемся шнуре, болтающаяся на потолке. Иван обернулся, глянул на капитана. Ему самому почему-то теперь расхотелось входить в церковь. Но Таченко призывно махнул рукой, кивком указал на открытую настежь дверь храма.
Из глубин большого строения будто дохнуло чем-то застарелым, давно нежилым, мертвым, как из разверстого склепа. Могильный холод овеял лица людей. Иван невольно поежился. Ему всерьез становилось страшно от мысли, что придется еще и провести здесь ночь. А тем временем вечерело.
Солнце ненадолго умудрилось прорвать густую пелену облаков и залило землю светом. От каждого куста, дерева, травинки протянулись длинные резкие тени. На куполе церкви тускло засияли оставшиеся кое-где куски листовой меди. Каждый осколок стекла, каждое окно, до этого выглядящие оскаленным зубами и черными дырами на тот свет, теперь стали похожи на кусочки драгоценных самоцветов. Вода в болотных бочагах засверкала, заблестела, притворилась красивой, мирной и совсем обычной, как в деревенском озерке. Зона вокруг надела маску благодушия, расположения к людям. Только для того, чтобы потом, неожиданно вызверившись, одним махом растоптать их.
Иван высунулся наружу, сделал шаг за угол церкви. Среди кустарника и бурьяна виднелись покосившиеся кресты и надгробия. Чудненько. Еще и кладбище рядом. Хотя, если подумать, оно старое, а почва сырая, так что все гробы с покойниками должны уже сто раз сгнить и даже костей не оставить. Но ходок знал – в Зоне ни в чем нельзя быть уверенным полностью.