— Неужели вы думаете, что лондонский муниципалитет или какое бы то ни было другое учреждение примет такое мифическое наследство?
— Этого можно добиться, — задумчиво сказал мистер Чепстон, — хотя ему, может быть, и придется несколько раскошелиться.
— Но, боже милосердный! — воскликнул Крис, вскакивая со стула и принимаясь расхаживать по комнате. — Какая от этого может быть польза для общества?
Мистер Чепстон хихикнул и захлопал глазами наподобие филина.
— Я могу только привести подлинные слова нашего высокочтимого друга, — сказал он. — По его мысли, этот дом будет представлять исторический интерес. Он покажет обстановку и образ жизни частного лица — джентльмена двадцатого века, то есть дом будет примерно тем же самым, чем Дворец Даванцати является для средневековой Флоренции. Коллекции будут распределены по теперешним парадным комнатам. А гравюры и книги будут предоставлены в распоряжение избранного числа ученых…
Крис остановился и стукнул кулаком по столу.
— Он рехнулся, — сказал он выразительно, — или, хуже того, страдает манией самовлюбленности, которая заставляет его разыгрывать благодетеля человечества, чтобы удовлетворять свое тщеславие ныне и присно, после своей смерти!
— Не все ли равно, каковы мотивы, если общество извлечет из этого пользу? — тонко заметил мистер Чепстон.
— Ничего оно не извлечет! — в сердцах воскликнул Крис. — Все это сплошной блеф. Эта библиотека — красивый зал, но ее содержимое стоит не больше, чем склад подержанных книг. Это не настоящая библиотека: это огромное и беспорядочное собрание разрозненных томов.
— Однако он говорит, что затратил значительные суммы, пополняя библиотеку и прочие свои коллекции.
— Лучше бы он затратил хоть немного вкуса и знаний! — воскликнул Крис по-прежнему возмущенно. — А его так называемые коллекции — всего лишь собрание дорогого старья. Конечно, для антикваров они представят большую ценность, но они не выражают ничего, кроме покупательной способности Риплсмира…
— Сядьте и выслушайте меня, — серьезно сказал мистер Чепстон. — Сядьте. Вот так. А теперь вот что я скажу вам, милый мой мальчик. Может быть, вы и правы, но, конечно, что бы мы с вами ни говорили и ни делали — его решение от этого не изменится. Он просто-напросто найдет себе кого-нибудь еще. Здесь перед нами очень богатый человек, на которого можно повлиять. Почему бы нам не использовать хоть часть его богатства на наши более высокие цели?
— Потому что это невозможно, — решительно отрезал Крис. — Нам помешают его тщеславие и глупость. Я уже пытался. У меня был план сделать его библиотеку центром по изучению истории, с тем чтобы использовать это и для изучения современности. Нечто вроде справочной библиотеки для специалистов и в то же время небольшого идейного центра рационализации жизни. Вы знаете, что я имею в виду. Так вот, я тщательно разработал подробную схему и изложил ее ему во всех деталях. Думаете, он хотя бы выслушал меня? Как же! Он «пришел в ужас» от моих «разрушительных идей», решил, что я хочу «лишить жизнь всякой романтики», и отверг мой план как «опасные или даже вредные глупости». Мои глупости, позвольте добавить, состояли в том, что я исходил из мысли, что человеческое знание не должно использоваться бессовестными личностями и группировками для порабощения человечества, а должно быть направлено на организацию человеческой свободы и счастья. А это, по мнению мистера Риплсмира и его слишком многочисленных единомышленников, вредные глупости!
— Ну, ну, — успокоительно заворковал мистер Чепстон. — Это, конечно, огорчительно; но ведь вы добивались, чтобы он давал деньги, чтобы уничтожить себя и себе подобных, не так ли? Возможно, что ваш план несколько честолюбив и вы возлагаете на него слишком большие надежды. Откуда вы знаете, что люди захотят жить рационально, если даже им дадут к тому все возможности?
— Так вот и нужно им дать эти возможности.
— Во всех этих грандиозных планах рациональных реформ есть один недостаток, — сказал мистер Чепстон, с досадой потирая переносицу. — Человек — животное неразумное. Можно сказать, перефразируя доброго старого Монтеня, что человек, в сущности, до невозможности своенравен и чертовски упрям. Если бы вам, как мне, пришлось командовать отрядом, вы бы знали, как трудно заставить выполнять самые простые и логичные требования воинского устава даже на фронте, где ты облечен всей полнотой власти.