Сознание — это самоосуществление, самоутверждение, это любовь к себе самому, наслаждение собственным совершенством. Сознание есть отличительный признак совершенного существа. Доказательством этого служит тщеславие. Человек смотрит в зеркало и испытывает удовольствие, созерцая свою фигуру. Это удовольствие является необходимым, непроизвольным следствием совершенства и красоты человека. Красивая форма довольна собой и естественно радуется этому, она отражается в себе самой. Тщеславен только тот, кто восхищается своей личной красотой, а не человеческой красотой вообще. Человеческой наружностью нельзя не восхищаться, в мире нет ничего более прекрасного и величественного. Каждый человек любит и должен любить себя и свое бытие. Бытие есть благо. «Все, говорит Бэкон, что достойно бытия, достойно и знания». Все существующее ценно, знаменательно и поэтому утверждает себя. Сознание — это высшая форма самоутверждения, — совершенство, счастье, благо.
Всякое ограничение разума и вообще человеческой сущности вытекает из обмана, из заблуждения. Разумеется, человек может и даже должен считать себя существом ограниченным — этим он отличается от животного; но он может сознавать свою конечность, свою ограниченность только в том случае, если его объектом является бесконечность рода, независимо от того, будет ли то объект чувства, совести или мыслящего сознания. Если человек приписывает свою ограниченность целому роду, то он заблуждается. Непосредственное отождествление себя с родом объясняется заблуждением, которое тесно связано с любовью к покою, леностью, тщеславием и эгоизмом. Ограниченность, которую я приписываю исключительно себе, обескураживает, смущает и беспокоит меня. Чтобы освободиться от чувства стыда и беспокойства, я приписываю свою личную ограниченность человеческому существу вообще; что непонятно для меня непонятно и для других, чего же мне смущаться? Это не моя вина; это зависит не от моего рассудка, а от ограниченности рассудка рода. Но это смешное и преступное заблуждение. На свойства человеческой натуры, на сущность рода, т. е. на абсолютную сущность индивида нельзя смотреть как на нечто конечное, ограниченное. Каждое существо довлеет самому себе. Ни одно существо не может отрицать себя. т. е. свою сущность и считать себя ограниченным. Напротив, каждое существо бесконечно само по себе и заключает в себе своего Бога, свою высшую сущность. Всякая ограниченность того или иного существа заметна только для существа другого, высшего рода. Жизнь насекомых несравненно короче жизни животных, но эта кратковременная жизнь кажется им самим не менее длинной, чем долголетняя жизнь — животным. Листик, по которому ползет гусеница, представляется ей необъятным, неограниченным миром.
Человек становится тем, чем он есть, благодаря своему таланту, состоянию, богатству, украшениям. Как же можно считать свое бытие небытием, свое богатство нищетой, свой талант бездарностью? Если бы растения обладали зрением, вкусом и рассудком, то каждое из них считало бы свой цветок наиболее прекрасным. ибо рассудок цветка, его вкус не простирался бы дальше его производительной способности. Высшее проявление этой способности казалось бы растению величайшим произведением в мире. Рассудок, вкус не могут отрицать того, что утверждается самим существом, иначе этот рассудок принадлежал бы не данному, а какому-нибудь иному существу. Рассудок измеряет вещи меркой существа. Если существо ограничено, то чувство и рассудок также ограничены. Но ограниченный рассудок не есть граница в глазах ограниченного существа; такое существо вполне счастливо и довольно своим рассудком, оно считает его дивной, божественной силой, а ограниченный рассудок ценит и восхваляет в свою очередь то ограниченное существо, которому он принадлежит. Оба как нельзя более подходят друг к другу и потому друг другом довольны. Рассудок — это кругозор данного существа. Наше существо не простирается за пределы нашего зрения, и наоборот. Зрение животного не простирается дальше его потребностей, а его существо — дальше этих потребностей. И поскольку обширна твоя сущность, постольку неограниченно твое самочувствие, постольку ты — бог. Разлад между рассудком и существом, между силой мыслительной и силой производительной в человеческом сознании, является, с одной стороны, разладом личным, не имеющим общего значения, с другой только кажущимся. Поэт, признающий, что его плохие стихи плохи, менее ограничен в своем познании и, следовательно, в своем существе, чем тот, который считает хорошими свои плохие стихи.