Скользкий Чак, помимо прочих дел, оказывал услуги гангстерам, что грабили ювелирные салоны и банки с охраной эконом класса. Хитрый сицилиец всегда безошибочно знал, где, сколько, и когда будет денег в определенном месте и в определенное время. Обычно он брал за эту информацию две тысячи за наводку. Для Рыжей Сусики он все сделал бесплатно. Пожилой гангстер относился к девушке, как к дочери, которую когда-то потерял. Он распечатал ей целый список городских адресов с пометками потенциальной добычи от восьмидесяти миллионов и выше, которые можно смело ограбить в ближайшие три недели. Сусика сложила листок вчетверо в карман жилетки, выпила залпом текильный шот и поблагодарила старика поцелуем в колючую щёку.
- Не стоит, – похрипел прокуренный итальянец. – Будет нужна команда, обращайся.
- Не, я как-нибудь сама, – Сусика грустно улыбнулась. – Но еще раз спасибо.
- Я знаю, ты влетела на деньги, – не улыбаясь, произнес сицилиец. – Но у тебя есть время.
- Есть, – согласилась рыжая азиатка и с тяжелым вздохом добавила – Чак, налей еще.
Домой она пришла под шафе, чувствуя себя скверно. Ключ два раза не попал в замочную скважину, затем упал на пол. Сусика выронила из руки бутылку пива, когда поднимала его. Бутылка разбилась, пиво с пеной и шипением растеклось по площадке, медленно подступило к краю и стало капать вниз. Каждой капля пролетала двести пятьдесят метров в свободном полете. От капель в конце почти ничего не оставалось. Сусика отпустила нецензурный оборот, стряхнула носком кроссовки стеклянные осколки вниз, попала, наконец, в скважину и после двух поворотов ключа ввалилась в одинокую квартиру.
Первым делом она прошла к холодильнику, нашла там еще пиво, но тут её вырвало. Она снова отпустила острое словцо и на четвереньках поползла в душ. Несмотря на алкогольное опьянение, Сусика помнила о своем плачевном положении. И от этого становилось только хуже.
Пока стройное тело отдавалось теплому душу мозг Сусики лихорадочно искал решения.
В уме то и дело возникал список Скользкого Чака. Большинство адресов она знала не просто по табличкам на зданиях. Многие не чистые на руку банкиры пользовались ее услугами. Чем быстрее выходил из пор алкоголь, тем яснее приходило понимание, что без команды она не сможет взять ни одно такое заведение. И все же она бежала от этой мысли. Сейчас она только курьер. Но если соберет команду, то засветиться, как член вооруженного ограбления и тогда автоматически перейдет в другую лигу. Сусика не хотела родниться с гангстерами ближе, чем это есть сейчас. В мире кино, куда она направляла мечты, ничто так не ценится, как репутация.
Примерно в тридцати сантиметрах от Сусики по другую сторону стены к белому кафелю ванной припал ухом Мигель. Он слышал каждый звук с той секунды, когда двери лифта открылись. Он слышал, как разбилась бутылка и стекло полетело вниз. По угрюмой ругани он понял, что девушка надралась, как сапожник. Мигель почти вышел на площадку, чтобы помочь соседке победить в бою с дверью, но в последнюю секунду малодушно передумал.
Чуткое сердце Мигеля отзывалось болью на страдания девушки. Он еще с пляжа понял, что она попала в беду, но не знал сути проблемы. И это сострадание к рыжеволосой Афродите боролось в нем с желанием обладать ею. Мигель стыдился собственных мыслей.
Он услышал, как она выключила душ. И сразу прилепился к кафелю с удвоенной силой. Мигель пытался разобрать тихие рыдания, но озабоченный мозг рисовал на задворках сальных фантазий обнаженные изгибы женского тела….
Глава 3. Люмен-трущобы
Физическое возбуждение Мигеля в тот вечер глубоко слилось с душевными страданиями. При обычной похоти влюбленный мексиканец купил бы проститутку или удовлетворил себя сам, но здесь все было по-другому. Он не знал, как подавить этот сексуальный импульс. Мигель простоял у стены, за которой принимала душ Сусика, два часа подряд, не заметив времени. Он не спал всю ночь. Все думал о том ничтожном барьере, что отделял его от сокровенных желаний. Он думал о кирпичной стене в ванной и под утро принял решение отправиться в люмен-трущобы на севере Либревиля.
Люмен-трущобы обладали особым муниципальным статусом. Горожане говорили о заброшенных кварталах с гордостью. Кирпичные дома там не реставрировались с середины двадцатого века. Асфальт и стены год за годом разрушалась дождями и ветрами. Растресканные улицы хранили дух прошлого, и туристы со всего мира готовы были платить за это большие деньги.