Но не деятельность в условиях директивной и буквально оккупированной страны, где ходят патрули, комендантский час, полицейский режим, завинчены все гайки, вот не эта деятельность нужна: явки, шифры, пароли, конспирация… А совершенно другая – открытая общественная деятельность. Совершенно респектабельная, требующая от нас не каких-то умений скрываться под кроватями или в подпольях, а умений открыто выходить на общество и открыто говорить с обществом о том, о чём надо говорить. Говорить массам правду. И завоёвывать умы и сердца этих масс, прошу прощения. Умы и сердца этих масс.
В этом задача. Другой задачи нет. И, если бы задача была другая, то были бы выбраны формы деятельности, соответствующие решению другой задачи. Но выбраны формы деятельности, соответствующие этой задаче. Да, я могу долго искать карандаш. Да, я могу долго разбираться с тем, в каких именно рядах наших сторонников, в каком именно регионе, что именно затевается. И прекрасно понимать при этом, что вполне могут затеваться как абсолютно созидательные начинания, так и абсолютно разрушительные.
Я долго в этом разбираюсь, медленно действую. И коллектив, который должен действовать, не очень приспособлен для того, чтобы решать подобные задачи прямо так, вдруг, с низкого старта. Ну, так получилось. И то, что я действую медленно, не значит, во-первых, что я не действую вместе со своими соратниками, которые уже есть; и, во-вторых (прошу прощения за то, что повторяюсь), что мы не можем отличать правильных, но неловких действий – от бессмысленных, ненужных и контрпродуктивных.
Что мы можем и должны сделать? И почему мне кажется, что всё это имеет вполне серьёзную перспективу?
Мы должны выиграть системную войну, ведущуюся в условиях нарастающей общественной открытости.
Противник не может вести ту войну, которую он хочет вести, в условиях закрытости. Ему нужно развинчивать гайки, открывать политическую систему. И он считает, что он воспользуется этой открытостью. А мы считаем, что мы ею воспользуемся. И почему, собственно говоря, мы должны считать, что противник обладает таким сумасшедшим преимуществом над нами? Во что мы не верим? В свой народ? В нашу собственную убедительность? В то, что за эти годы мы не накопили материала, позволяющего нам с другой мерой ясности и внятности говорить с людьми о волнующих их задачах?
Если мы во всё это не верим, то надо уходить в кусты, прятаться там навеки. А если мы в это верим, то нам дан шанс – так же, как нашим противникам. Они сильнее, они организованнее, за ними стоят какие-нибудь международные фонды поддержки и так далее? Ну и что? Всё это существует на чужой территории, а мы существуем на своей земле. И земля наша даёт нам поддержку, скажем, 1000 : 1. Мы-то понимаем, что мы что-то любим, во что-то верим, чего-то хотим. У нас есть опыт наших ошибок…
Учитывая всё это и сохранив в своих душах эту любовь, может, даже укрепив её, мы вполне можем двигаться к победе. Да, она не гарантирована. Гарантированная победа вообще ерунда, но она возможна, если даже шансы на это невелики. Все эти шансы надо использовать. И только тот, кто использует все шансы, заслуживает название человека. Человек борется до конца. Тот, кто ломается в какой-то момент – это уже не человек. Может, человекоподобное существо…
Итак, давайте представим себе некоторые формы деятельности, которые могли бы иметь сокрушительный результат в условиях, которые нам предложили. В условиях этой вторичной – и, конечно же, тухлой и, конечно, гнилой, и, конечно, замысленной не ради нашего блага, – открытости.
Первое. Знаете ли вы (наверное, знаете, а может быть догадываетесь… кто не знает – я информирую об этом), что в распоряжении людей, которые сейчас хотели бы вести подобную интеллектуальную войну, вообще нет социологии? Понимаете ли вы, что ее вообще нет! Что всё, что сейчас называется социологическими данными, включая данные вполне даже неслабых социологических центров – это ерунда. Нету ни настоящих сетей, ни способности проводить какие-то более-менее глубокофокусные исследования, ни методик, отвечающих подлинным требованиям современности. Ничего этого нет.
Эту передачу смотрят десятки тысяч людей, которые хотели бы создания виртуального клуба "Суть времени". Если бы эти десятки тысяч людей не шифры и пароли искали у себя под кроватями, и не думали всё время о том, как им надо заниматься той деятельностью, которая на данный момент времени неактуальна, а смотрели бы в глаза наползающей на них реальности и искали бы адекватные этой реальности (страшной реальности) ответы на существующие страшные, реальные вызовы, – то они могли бы провести такое социологическое исследование (абсолютно законное и нормальное), которое никакой социологический центр страны сейчас провести не может. В принципе не может. И, обладая результатами такого исследования, они могли бы действовать в десять раз точнее, чем их противник, понимая твёрдо, с каким обществом они имеют дело.