Энджела подняла брови.
— До-кельтским?
Маккей устроился на краю стола.
— Культ человеческой головы насчитывает добрых десять тысяч лет, а то и больше, — пояснил он. — Кельты развили его и превратили в сложную религию. Она просуществовала в Ирландии долго и захватила значительную часть средневековья.
— Почему же? — с сомнением спросила Энджела.
— Трудно сказать. Обряд, похоже, основан на вере в квазиматериальную субстанцию души, наполняющую тело человека и главным образом сосредоточенную в голове. По поверью, эта субстанция составляет основу жизни. Забрать голову врага означало получить вместе с ней и его жизнь. Естественно, голова как символ превратилась в навязчивую идею. Заметив озадаченность Энджелы, профессор подошел к двери и взялся за ручку.
— Идемте. Я вам кое-что покажу. Он повел Энджелу в галерею. Теперь, когда Маккей упомянул об этом, она заметила, какое особое значение придавалось человеческим головам. Рядом с ней их было три: стертая каменная голова с тремя воющими лицами величиной с солдатский сундучок; вытянутая, увенчанная короной деревянная голова с выпуклыми, напоминающими линзы глазами; черная свинцовая маска с пустыми глазницами — темная, мрачная и бесформенная, как облако.
Маккей широким шагом прошел к дальней стене и указал на крошащийся фрагмент каменной перемычки оконного переплета.
— Обычно кельты бальзамировали головы своих самых выдающихся врагов кедровым маслом.
— Очаровательный обычай, — заметила Энджела.
— На него ссылаются и Диодор, и Страбон. — Маккей сатанински улыбнулся.
Энджела с подозрением осмотрела обломок.
— Тогда что же за камень у меня?
Маккей пожал плечами.
— Идол. Фетиш. Объект поклонения. Кто знает? Невозможно точно сказать, что это был за культ. Может быть, этому камню отдавали головы? Документальных свидетельств, относящихся к этому периоду, очень немного — только то, что говорится у классических авторов. А это не всегда достоверно. И может без труда переиначиваться по политическим причинам. Ну, знаете — оправдать господство римлян над кельтами. Возьмите, например, Цезаря. Он объявил, что кельты отправляют ужасающе кровожадные ритуалы. Жертвоприношения детей. Массовые жертвоприношения преступников и военнопленных. Как знать? Может быть, так оно и было.
Они неторопливо двинулись обратно в кабинет. Энджела хмурилась, глядя в пол.
— Тогда как же мой камень в конце концов оказался в Кашеле? Разве вы вчера не говорили, что христиане считали Кашель особенно святым местом? Что же тогда там было делать такому камню?
Маккей подошел к столу и принялся набивать трубку.
— Практика помещения языческих изображений в храмы весьма распространена. Например, вот эти два экспоната… — Он показал в раскрытом томе еще одну фотографию. Две каменных головы: одна с несколькими выдолбленными канавками вместо волос и плоской плашкой носа, другая — грустная картофелина с грустными раскосыми глазами и морщинистым лбом.
— Обнаружены в Северной Ирландии. В армагском соборе. Разумеется, теперь это протестантский храм.
Он поднес к трубке спичку и пыхнул клубом синего, сладковато пахнущего дыма.
— Может быть, кельты верили, что, помещая языческие культовые изображения в храмы, как-нибудь приручат их.
— Приручат?
— Направят их зловещую варварскую силу на благие цели. Почти так же поступали тибетские ламы со старыми до-буддистскими божествами.
Энджела взяла свою забавную находку в руки и пристально вгляделась в каменную рожицу.
— Ты добрый камень или злой? — серьезно спросила она.
Маккей рассмеялся.
— Думаю, вам придется ответить вместо него.
Она тоже засмеялась.
— По-моему, нужно подождать. Поживем — увидим.
Она заметила в глазах наблюдавшего за ней профессора хитрое выражение.
— Если вы когда-нибудь передумаете, мы будем рады приютить его, — негромко сказал он. — Конечно, с возвратом.
— Само собой. — Энджела сунула камень в сумку. — Может быть… — продолжила она.
— Да?
— Может быть, когда он мне надоест. — Она взглянула на часы. — Батюшки, вы поглядите, сколько времени! Мне надо бежать. В три у меня назначена встреча. — Она усмехнулась. — С двумя классными дамами. Уверена, что опаздывать не годится.
Чувствуя себя преступницей, охваченная паникой Энджела приехала с опозданием на двадцать минут.
Стоявшую в глубине леса неподалеку от Уолтхэма школу Фионы она нашла с трудом. Одна из учительниц ждала ее перед зданием. У нее были светлые, заколотые в узел волосы и крупное лицо, как у грустного верблюда. Между сорока и пятьюдесятью, определила Энджела. На учительнице был светло-коричневый хлопчатобумажный спортивный костюм.
— Я Джуди Лэчмэн, — объявила она, с приятной улыбкой пожимая Энджеле руку.
Энджела расслабилась, инстинктивно почувствовав к ней симпатию. Джуди ни в коей мере не была классной дамой.
Школа, построенная в форме буквы Т, с окнами от пола до потолка, внутри оказалась просторной и полной воздуха. Энджелу встретил гомон играющих детей. Неподалеку в углу стоял стол: там едва начавшие ходить ребятишки возились с большими банками яркой темперы и глиной. В другом углу они манипулировали радужно-пестрыми наборами пластмассовых прямоугольников, деревянных ромбовидных блоков, цилиндров из твердого дерева, блестящими циновками из нанизанных на проволоку золотистых бусин. Коллега Джуди, Кло, низенькая и более серьезная, со стрижкой «паж», в старушечьих очках, объяснила Энджеле, что это — учебные пособия Монтессори. На полу у их ног лежали остатки рожицы, выложенной из темно-красных прутьев, еще одного изобретения Монтессори. То здесь, то там Энджеле попадались на глаза разнообразные полезные предметы: то пишущая машинка, то магнитофон, то арифмометр, то щетки и швабры, то разные ящики. Один привлек ее внимание: там лежали части каких-то рычагов и нечто, напоминавшее металлические формы для отливки. Все казалось новехоньким. Энджелу удивило то, что в таком просторном здании относительно мало детей. Ребятишек вряд ли было больше восемнадцати.
— Ну, и какова же ваша формула «спокойного доверия»? — спросила она у Джуди, подхватывая услышанное от нее чуть раньше замечание.
Преподавательница рассеянно приводила в порядок стопку книг, лежавших на сделанной из досок и встроенной между бетонными блоками полке. Делала она это машинально, по привычке.
— Свобода учиться. — Она поправила большую книжку с картинками и, подумав, добавила: — Из любопытства и по потребности.
Энджела сделала пометку в блокноте.
— Мы не следуем методу Монтессори буквально, — вступила в разговор Кло. — Но нам кажется, что окружающую среду следует сделать насыщенной и занимательной.
Энджела взяла в руки металлическую форму и пощупала гладкую поверхность.
— Да, это вам несомненно удалось.
Они перешли к одному из столов, за которым внимательно рассматривал набор деревянных плиток с приклеенными к лицевой стороне буквами из наждачной бумаги светловолосый мальчик лет пяти, в очках.
— Это Энди, — тихо сказала Кло. — Милейший, тишайший ребенок. Но такой робкий. Ничему не хотел учиться, покуда не попал к нам. Он сирота.
Энджела всмотрелась в лицо поглощенного работой мальчугана и у нее защемило сердце.
— Как грустно, — едва слышно проговорила она и подошла поближе.
— Какую букву ты ищешь, Энди? — поинтересовалась она.
Энди поднял голову, взглянул на нее и робко улыбнулся.
— А, — сказал он и быстро перевел взгляд обратно на стол.
Энджела молча указала на А.
Энди улыбнулся, взял букву, погладил шкурку, словно по некоему до него установленному ритуалу и тихонько, сам себе сказал "А". Потом под взглядами молчащих взрослых выбрал остальные буквы своего имени и выложил перед собой, погладив и проговорив каждую.
— Очень хорошо, Энди, — похлопала в ладоши Джуди.
Мальчик просиял, потом сбегал и взял из стоявшей поодаль бочки печенье.
Джуди повернулась к Энджеле.
— Видите, что я подразумевала, когда говорила о естественном обнаружении?
— Вы, должно быть, ему в самом деле понравились, — сказала Кло.
Обход школы и детской площадки занял почти час. Под конец Джуди и Кло проводили Энджелу к машине. Коротко поговорив о Фионе, они распрощались.