Приют при монастыре Тейры Дарующей образцово-показателен, почти идеален и остаётся только надеяться, что так оно и есть на самом деле, что всё, что я вижу, не красочная декорация, устроенная исключительно ради моего визита. В отличие от шумных, дерзких учеников Бедного квартала, воспитанницы монастыря тихи, сдержанны и почтительны. Они не накидываются с жадностью на привезённые сладости, не разбирают подарки так, словно их вот-вот опередит кто-то более удачливый, не смеются украдкой, не корчат рожицы за моей спиной и не разглядывают мою одежду как диковинку. Девочек, одетых в одинаковые тёмно-серые платья и белые передники, выстраивают в два ряда в просторной зале, и они молча ожидают, пока я подойду к каждой из них. Приняв подарки, благодарят и приседают в быстром реверансе, едва подняв на меня глаза. Девочек в приюте немногим больше, чем учеников в школах, где я побывала, от малышек не старше Миреллы до почти взрослых девушек семнадцати лет. Раздав подарки, я беседую с матерью-настоятельницей, задаю все волнующие меня вопросы, отмечая ещё одно отличие от городских школ – здесь учителя и наставники не жалуются, не перечисляют, чего им не хватает, в чём нуждается заведение, какие бывают затруднения. Затем мать-настоятельница в явном стремлении произвести на меня должное впечатление предлагает показать комнаты, где живут, занимаются и едят воспитанницы. Я соглашаюсь, хотя и вижу по лицам моих спутниц, что на обход монастырских помещений они совершенно не рассчитывали и обошлись бы распрекрасно без наглядной демонстрации условий, в которых живут сироты. По окончанию мы возвращаемся в залу, где ожидают мои служанки, воспитанницы и несколько монахинь-наставниц. Я произношу заранее заготовленную речь, поздравляю всех с праздником, выслушиваю ответные поздравления и заверения, как монастырь рад и счастлив принимать столь высокую гостью, как горд оказанной ему честью и как было бы замечательно, ежели бы милостью Благодатных Её императорское величество навестили его и в следующем году.
Наконец мы прощаемся и, сопровождаемый матерью-настоятельницей, направляемся во внешний двор, где приземлилась барка и остались слуги и охрана – не всякому мужчине дозволен вход на территорию женских монастырей. Будь я настоящей девой жребия и мою охрану возглавил бы назначенный мне рыцарь из ордена Рассвета, тот, кому разрешён вход во внутренние помещения женских монастырей. Однако старшим над стражей фрайнэ Никто из Ниоткуда поставлен один из императорских гвардейцев и ему запрещено переступать порог обителей богинь. Впрочем, я не жду нападения в стенах монастыря и не пугаюсь, когда на галерее, ведущей через внутренний дворик, появляется монахиня. Она быстро идёт навстречу нашей процессии, но при виде суженой государя не отступает в сторону, а продолжает стремительно двигаться прямо на меня. Мать-настоятельница хмурится, Шеритта подходит ближе ко мне, едва ли не выступает вперёд, готовая броситься наперерез любому замыслившему недоброе. Я же замедляю шаг, пытаюсь рассмотреть низко склонённое лицо. Монахиня останавливается передо мною, приседает в безупречном глубоком реверансе.