– Вы хотите рассказать обо всём императору?
– Я и хотела, – подтверждает Мадалин. – Но личной встречи не добилась, а признаваться Рейни… и где бы я сейчас была? Стефан слишком высоко его ценит, называет другом, хотя тот согласился на суженую из Элиасов.
– А взамен вы желаете… помилования? – продолжаю я выяснять детали.
– Что вы, – фрайнэ Жиллес выпрямляется, поправляет лежащий на плечах край чёрного покрова. – Ссылка меня вполне удовлетворит. Только не в монастырь, живущий в молчании, бедности и неисчислимых постах. Я готова провести остаток своих дней в покое и уединении небольшого поместья или частного дома… возможно, в Целестии. Или в Эстилии. Говорят, благородные добродетельные вдовы там в чести. Мне хватит моего состояния, я, хвала Благодатным, не бедна… когда, естественно, мне его вернут.
– Даже так?
– Моё дальнейшее пребывание в Империи не затянется надолго. Рано или поздно меня хватятся, а после этой беседы скорее даже рано, чем поздно. Если мои кузены в миру ещё питают ко мне хоть какие-то тёплые родственные чувства, то меня ждёт обитель Молчаливых сестёр… наверное, южная, она достаточно удалена от столицы. Если нет, то я исчезну безымянной, не удостоенная упокоения ни в одном из родовых залов памяти. Так или иначе меня лишат возможности говорить и сделают это в самое ближайшее время, – Мадалин с фальшивым пренебрежением пожимает плечами.
Я бросаю взгляд на Шеритту, бледную, сгорбившуюся в большом кресле, сжимающую медальон в побелевших пальцах. Нынче она мне не советчик, для неё явилось сюрпризом, что можно тасовать и разменивать жён и суженых императора, словно карты в колоды, оценивая каждую согласно её номиналу и ставкам в игре, а после травить их, будто свору бродячих собак в городе. Наверное, для Шеритты подобное казалось пережитком стародавних времён или дикими обычаями далёких чужих земель, но никак не тем, что может происходить здесь и сейчас, в нашей благословенной Империи, в наше просвещённое время, когда одарённые других государств уже спорят о существовании иных миров.