Бессмысленно и бесполезно.
Их слишком много и у любого может быть мотив.
А может и не быть.
Зато велика вероятность мне сойти с ума от подозрений беспочвенных, разъедающих ржавчиной, но ни на шаг не приближающих к личности истинного отравителя.
Подле входа в храм замерли несколько фрайнов и фрайнэ, негромко беседующих между собою. Едва мы, миновав галерею, равняемся с ними, как один из мужчин поворачивается ко мне, кланяется.
– Фрайнэ Астра.
Киваю мимолётно, улыбаюсь сдержанно, как делаю обычно. Лицо мужчины незнакомо, имя неизвестно и я, не останавливаясь, пытаюсь пройти мимо, но тот ловко преграждает мне путь, кланяется снова, не столько почтительно, сколько настойчиво. Люди за спиной мужчины умолкают, смотрят на меня с выжидающим любопытством.
– Сколь вижу, вы меня не помните… неудивительно, столько лет минуло, да и встречались мы лишь раз. Фрайн Соррен Элиас.
Продолжаю улыбаться, хотя и чувствую, как улыбка эта застывает на губах измученным оскалом. Узнаю одну из дам в компании, склонившую голову в ответ на мой взгляд.
Мадалин.
Глава 14
Мадалин невозмутимо улыбается в ответ той лёгкой скользящей улыбкой, что с равным успехом может означать и сотни оттенков мыслей и чувств, и ничего в частности. Она держится немного в стороне, словно готовая в любой момент отступить в тень, исчезнуть за спинами собравшихся, точно дух-беспокойник, привидевшийся в сумрачном коридоре. Не без усилий я заставляю себя отвести от неё взгляд и сосредоточить своё внимание на фрайне Соррене Элиасе.
Он младший брат нынешнего главы рода и входил в свиту Стефана, сопровождавшую императора в той поездке по стране. Разумеется, я его не помню, да и с чего бы? Для меня он лишь один из безликих силуэтов, замеченных мною мимолётно на приёме в замке фрайна Люиса.
Фрайн Соррен Элиас старше Стефана и выше ростом. Черты лица его остры, в чёрных, чуть вьющихся волосах мелькает серебро седины. Взор цепок, пристален и светлые, то ли мглисто-серые, то ли водянисто-голубые глаза полны холодного любопытства, скупой оценки и мгновенного просчёта возможностей. Он изучает меня, делает выводы, решает, сгодится ли эта новенькая суженая на что-то полезное или участь её будет столь же незавидна, как у её предшественниц? Считать ли её фигурой весомой, обладающей связями, властью и влиянием, или она всего-навсего очередная пустышка, бабочка-однодневка и отмеряно ей не больше, чем той бабочке?
– Фрайн Элиас, – произношу в знак приветствия. – Наслышана о вашей утрате и скорблю вместе с вами и всем славным родом Элиас. Да будет покой вашего отца в объятиях Айгина Благодатного безмятежен и вечен.
Ложь на диво легко срывается с моих губ. Фальшивые слова без капли искреннего сожаления звучат так непринуждённо, будто я всю жизнь только и делала, что заверяла незнакомых людей в своих чувствах, коих не испытывала на деле.
– Благодарю, фрайнэ Астра, – Соррен склоняет голову, на секунду-другую благочестиво опускает глаза к полу, как того требует обычай и правила хорошего тона. С его стороны это тоже игра и притворство, дань приличиям, не более. – Четверо были милостивы к моему отцу, и в объятия Айгина Благодатного он сошёл в мире и покое, окружённый своей семьёй и другими членами рода. Фрайнэ Астра, и я наслышан о несчастье, приключившемся с вами в моё отсутствие. Смею надеяться, сейчас всё пошло на лад, и вы в добром здравии?
– Я поправилась, хвала Благодатным. Небольшое недомогание, ничего страшного.
– Отрадно это слышать. Все мы молили Авианну Животворящую о вашем скорейшем выздоровлении.
Ложь, ложь и снова ложь. Не знаю, когда фрайн Элиас вернулся ко двору, но он не похож на человека, молящего Четырёх о здравии кого бы то ни было, и едва ли все последние дни храма не покидал, тревожась о моём самочувствии.
– Вам следует беречь себя, фрайнэ Астра, – продолжает Соррен. – Осенние ветра на севере бывают коварны, особенно для девы с юга, а на вас возложена такая великая честь – укрепить ветвь первопрестольного древа. Задача, как оказалось, не всякой избранной по силам…