- Что же мне поделать с ней, тётушка? Нрав у неё такой! – лишь вздохнула женщина. – Никого она не слушает, от нянек сбегает и никакого нет с ней сладу.
- Это всё дурная твоего мужа кровь! Что есть эти Давыдовы? Пфи, срамота одна! А Чаховские, это нет! Чаховские – это порода! Какие у нас в усадьбе устраивались балы, ах какие! Муж мой покойный с такими людьми знался! А я литературный салон держала. Что были за времена! Был бы жив мой брат – нипочём бы не дал тебе выйти за купца замуж.
При упоминании любимого супруга, Софья Львовна в один миг переменилась в лице.
- Вам не хуже меня известно, Елизавета Алексеевна, что ежели есть пара, предназначенная самой судьбой, то никто во всём свете не сможет её разлучить! Так что прошу Вас больше о Тимофее Ивановиче таким тоном не говорить! Смею напомнить, что Ваш супруг всё состояние своё прокутил, так же, как и почтенный мой отец. И не сидеть бы Вам сейчас в тепле и сытости, если бы не мой муж.
От холодного тона голоса племянницы старая дворянка мигом опешила:
- Помилуй, Софьюшка! – уже более ласково и мягко говорила теперь она. - Разве же я что-то не так говорю? Самой же тебе известно, что Марина твоя малахольная. От неё с детских лет все вокруг шарахаются, как от чумной. Не от мира сего она у вас! Другие дети играют, с нянечками возятся, а эта всегда тихая. Сядет в углу и словно с тем миром, с потусторонним разговаривает. Одними только книгами и завлекается. Да и что читает? Страх, да и только, что читает она!
А ежели из дома пропадёт, то через четверть часа её точно кто-нибудь снова увидит на стене Кремля. Вот скажи мне, какой нечистый туда твою дочь зовёт? То тут её видели, то там её видели. То на стене, то в башне, то в колокольне. И скажи на милость – как она туда пробирается?
Свозила бы ты её, Софьюшка в монастырь Нижегородский. Может, там бы из неё всю эту чертовщину и повыгнали бы?
Женщине оставалось только горько вздыхать. Она ощущала себя совершенно беспомощной, особенно сейчас. Её любимый супруг уехал на Всероссийскую художественно-промышленную выставку, а приближалось празднование дня святой Троицы. Это всегда были трудные дни. Дни, когда снова и снова приходилось скрывать правду, о которой знали только они вдвоём.
Более того, в последнее время Софью не покидало ощущение постоянно тревоги. Она чувствовала, что совсем скоро произойдёт нечто пугающее. И ей было страшно. Всё страшнее год от года.
Софья так боялась, что Подземный Владыка потребует плату за свой великий дар.
* * *
Забежав в комнату, девочка скинула с плеч шаль и бросилась к столу. Она зажгла лампу и тут же раскрыла книгу где-то наобум, в самой середине.
«Если мужчина провёл ночь с женщиной, то станет она с тех пор его женой, и никто не смеет разорвать тот союз. Если же по достижению тридцатилетнего возраста женщина не вступила в брак, но судьба её – отправиться в терем, что к югу от Китеж-града и стать там невестой Подземного Владыки. Прежняя жизнь её в этот момент прекратится. Никогда более не выйдет она за пределы царства подземного и никогда не увидит других людей. Отныне разговаривать с ней будет одна только нечистая сила, пособниками её станут призраки, вурдалаки и навьи».
Марина оторвалась от книги и попыталась осознать всё то, что сейчас прочитала, но от напряжения мгновенно разболелась голова. И всё же, через минуту девочка вновь раскрыла книгу на случайной странице и принялась читать:
«Сказывают люди, что жил давным-давно в подземном царстве Владыка и провёл он ночь с Царицей Самоцветов. И любовь их породила на свет Царевича, чья сила со временем обещала возрасти и обернуться властью куда большей, чем власть его родителей. Позавидовав отпрыску, Подземный Владыка заточил его в темнице, откуда не мог тот вовек выбраться. И тогда Царица Самоцветов навсегда покинула супруга, наложив на него проклятье: жить тому вечно в страданиях и печали, пока не познает он всю полноту истинной любви».
Строчки плыли перед глазами, голова тяжелела, веки девочки постепенно опускались, и она медленно погрузилась в сон.