- Умоляю, спаси их. Проси всё, что хочешь, но не дай погубить Марфу и Тихона! Прошу тебя!
Уже сидя на полу, она беспомощно цеплялась за пиджак старшего сына Гавриила, а из её глаз бесконечным потоком лились слёзы. Юноша смотрел на неё с изумлением. Он не мог оторваться от страдальческого лица женщины.
- Будь здесь и жди меня, - произнёс он, отворачиваясь от неё.
Марина ощутила, как ткань его костюма легко растворилась в её пальцах. Закрыв глаза руками, она плакала так, что не могла остановиться. Но вот уже через несколько мгновений знакомые руки вновь опустились на её плечи.
- Ну, всё, - произнёс вернувшийся из ниоткуда молодой красавец, - прекрати плакать.
- Марфа и Тихон, - не унималась Марина.
- Да всё будет хорошо с ними, не переживай, - уверил её светловолосый, присаживаясь рядом.
Его рука ласково коснулась её волос.
- Так что прекрати реветь, плакса, - добавил юноша.
Её ясные синие глаза обратились в его сторону и внутри юноши внезапно что-то пошатнулось. Он взглянул на её красивую грудь, скрытую под тонким покровом ночной рубашки и сглотнул.
- Тебе надо возвращаться к себе, - произнёс красавец, - и немедленно.
- Да. Спасибо тебе, - выдохнула Марина, - только успокоюсь немного.
Она начала стирать холодные капли со своих щёк и вдруг нечистый вновь заговорил с ней:
- В прошлый раз ты произнесла имя Адриан. Кто это? Кто он для тебя?
И тут слёзы Марины высохли в один момент. Слова застряли в горле. Да как она вообще могла рассказать ему такое? Этому своенравному красавцу, который то спасал её, то набрасывался, как зверь, желая разорвать на куски. И всё же, только ему она и могла рассказать такое.
- Адриан – имя того, кто мне дороже жизни.
- Ты любишь его?
- Люблю.
Они оба замолчали. Мир словно бы наполнился тяжестью и мраком.
- Ты чем-то похож на него, - продолжала Марина, - но, сколько бы я не смотрела на тебя, с каждым разом всё больше понимаю, что вы совершенно разные.
- И почему же тогда ты не стала его женой? – удивился златовласый.
- Я не могу тебе это объяснить, потому что и сама не до конца всё понимаю.
- Так он тебя бросил?
- Я и этого не могу точно сказать.
Старший сын Подземного Владыки старался не бросать на полуобнажённую женщину горячих взглядов, однако каждый раз его глаза не могли оторваться от красоты её груди под полупрозрачной тканью или от оголившихся бёдер.
- Моё имя Феликс, - неожиданно произнёс он.
Марина подняла на него свои прекрасные синие глаза.
- Зачем ты говоришь мне об этом? – спросила она.
Он придвинулся так близко, что купеческая дочь смогла различить опьяняющий запах его кожи.
- Потому что я хочу, чтобы теперь ты стонала моё имя, - ухмыльнулся юноша и накрыл её губы своими.
От такой неожиданности Марина ахнула, и Феликс мгновенно воспользовался этим, чтобы проникнуть к ней в рот. Стоило только его языку облизать её нижнюю губу и, минуя зубы, скользнуть от уздечки языка к его кончику, как густой туман заполнил её голову. Она подняла руки и с силой впилась в белую ткань мужской рубашки, разрывая её на части. Когда её ногти касались его прохладной кожи, златовласый возбуждённо вздыхал.
- И чего же ты хочешь? – спросила Марина, отстраняясь от страстных губ, что обжигали её тело.
- Тебя, - не раздумывая, ответил красавец, - не знаю почему, но в самый первый момент, когда я тебя увидел, то подумал, что эта женщина должна быть моей.
Уже и не стараясь побороть инстинкты, Феликс с силой сжал тело Марины, и она полностью растворилась в этом ощущении.
- Не бойся, - произнёс непривычно низкий и возбуждённый голос.
От его губ пахло кровью, а страстный язык облизнул подбородок партнёрши. Марина сжала кулаки и ахнула – внутри неё всё будто взрывалось.
- Я больше не причиню тебе боли, - пообещал старший сын Подземного Владыки.
Их глаза встретились, и сердце купеческой дочери издало тихий стон. Разве не такие же слова ей говорил Адриан в ту самую ночь, когда они слились воедино? И не могло ли быть, что…
Марина согласно кивнула. Она запустила пальцы в его непокорные золотистые пряди и притянула голову красавца к себе, завладев его губами. Ответом на его слова был её молчаливый взгляд. Они положили ладони на лица друг друга, и это было даже интимней, чем любой поцелуй.