Три дня её мать находилась в бреду. Бледная, словно сама смерть, мокрая от пота, женщина билась в лихорадке. Она твердила, что её дочь мертва, в то время, как Марина за эти дни ни разу не покидала своей комнаты. Они даже не посетили церковную службу в день Святой Троицы и совершенно ничего не знали о произошедшем землетрясении.
Когда вернулся отец, он тотчас послал за знахаркой, что жила в лесу. Стоило той явиться, как Софья Львовна тотчас пошла на поправку. Дочь же было решено отправить в Новгородскую Женскую Гимназию, где обучалась она после манерам и послушанию.
Семь долгих лет провела купеческая дочь далеко от родных мест, далеко от отца и матери, далеко от горячо любимых стен тёмного Кремля. Она прилежно училась, познавая новое, была послушна и благопристойна. И каждую ночь, в глубоких снах своих, возвращалась Марина в родные места, вновь и вновь проходила по извилистым коридорам, поднималась на стены и башни, глядя оттуда вниз. А после снова проходила в библиотеку и дальше, всё дальше туда, где раз за разом видела эти зелёные глаза, чувствовала этот зов. И не давал он ей покоя. Но утром всё исчезало, превращаясь лишь в туманные воспоминания, оставляя одну тоску на душе.
И даже после окончания гимназии, ещё целый год родители не позволяли дочери вернуться в Китеж. Она знала – родители в тайне надеялись, что Марина сама не захочет возвращаться на родину, надеялись, что ей удастся встретить приличного молодого человека и выйти замуж. Но сила зова была куда больше. Он был так велик, что весь мир бы мог рухнуть, но не помешал бы купеческой дочери вернуться туда, где осталось её сердце.
Своего она добилась – Марина вернулась в город Китеж. Многое там изменилось: теперь главные улицы города подсвечивались ночью, прямо, как днём, сменилась мода на платье, сам город вырос и стал ещё больше. Умерла тётушка Елизавета Алексеевна. И прежнего их старого деревянного дома больше не было. Теперь семейство Давыдовых проживало в красивом особняке с мозаикой, с красивыми витражными окнами и изогнутыми, словно волна, лестницами. Отец завёл помощников и теперь не так часто отлучался из дома. Все были счастливы.
И Марина снова стала счастливой. Стала счастливой в тот самый момент, когда переступила порог галереи. Она медленно шла по длинному узкому проходу под пристальным взором тех, кто покоится с миром уже двести лет. И всё это действие напоминало тёплые ласковые объятья. Сердце неистово билось, оно стонало и болело. А после запело восторженную песнь, когда они встретились. Его изумрудные глаза смотрели на неё так, словно знали Марину уже тысячу лет, словно были частью её тела и души.
Теперь она могла разглядеть каждую мелкую подробность на полотне: изорванный корешок одной их книг, что лежали на столе, тонкую разноцветную вышивку на бордовых одеждах, золотистую непокорную прядь волос, выбившуюся из причёски, серебряное кольцо на его изящном пальце. И странную деталь, которая могла бы остаться незамеченной для всех.
От фигуры юноши шла очень странная тень. И больше всего она походила… на кошачью.
* * *
- Глянь-ка, кто вернулся! Неужто это Марина Давыдова? – послышался с другого конца коридора противный голосок Сусанны Гапон. – Всё так же книжки читаешь, как посмотрю. А годков уже много и ещё никто не посватался! Или уже этот с портрета в женихи набивается?
Купеческая дочка скучающе посмотрела на злопыхательницу. Отец Сусанны был местным аптекарем, сам собирал в китежском лесу травы и на этом сумел поднять приличное состояние. Человек он был добрый и ласковый, но супруга ему досталась женщина злая и завистливая. Дочка вся в неё уродилась. С малых лет они с Мариной на дух друг друга не переносили. Ведь купеческая дочка хоть и была нрава чудного, но слыла в городе первой красавицей. Стоило ей только вернуться, как всюду разговоры о том заходили. Как сложена, какая толстая коса из чёрных волос у Марины, как кожа её белоснежна. Что ещё краше она стала, чем в детстве была. А вот Сусанна всегда была рябой, тучной и волосы тонкие рыжие всегда под платком прятала. Зависть её ещё больше укрепилась после возвращения Давыдовой.
- Странно встретить тебя в библиотеке, Сусанна, - вздохнула она, - неужели теперь настолько нечем заняться? Никогда не замечала за тобой страсть к учению.