Тело змеи за ночь превратилось в чулок иссушенной, полупрозрачной кожи. Вместо головы теперь висели лохмотья, разрисованные едва заметными завитками — полупрозрачными, как и сама кожа.
Костей, хрустевших вчера ночью под его кулаком, уже не было. Тоже растаяли, как и плоть?
Зато на половицах вокруг змеи расползлось темное влажное пятно.
Половицы придется менять, решил Харальд. Да и землю из-под них надо бы выгрести. Чем бы ни была та жидкость, в которую перетаяла змея, рядом с собой ее следов он не хотел.
Харальд открыл сундук, в котором Сванхильд хранила свои серые одежки. Подумал — и это тоже нужно поменять, для невесты ярла такие тряпки не годятся. Взял одно из платьев, лежавшее сверху, завернул в него высушенные кожистые останки.
И вышел, прихватив с собой. Велел воину, стоявшему за дверью, сходить за рабами. Проследить, чтобы доски заменили, землю выгребли…
Кожу змеи, которую когда-то содрали с его собственной спины, Харальд сжег, заскочив на кухню. Уже выходя, мазнул взглядом по бочке, стоявшей в углу. Спросил:
— Это что?
Раб, заправлявший всем на кухне, пухлый мужчина лет сорока, сжался под серебряным взглядом нового хозяина. Неприятно режущим, если встретиться с ним глазами.
— Это свадебный эль хирдмана Убби. Я думал, ему позволено…
Он смолк, испуганно сглотнув.
Вот тот эль, из-за которого я теперь женюсь, с насмешкой подумал Харальд.
Не свяжись Рагнхильд с Убби, не приревнуй тот Белую Лань к своему ярлу — сам он так и не бросил бы тогда тех слов. О своем свадебном эле. И не затеял бы всего этого…
— Да, ему позволено, — медленно сказал Харальд. — Однако мне тоже нужен свадебный эль. Бочек пять, пожалуй.
В уме мелькнуло — если Свальд и остальные решат после Веллинхела вернуться сюда, чтобы погулять на свадьбе родича…
— Десять, — поправился Харальд. — Мне потребуется десять бочек свадебного эля.
Раб неистово закивал.
— Мы сегодня же начнем варить эль, ярл. После пира осталось много пустых бочек, зальем все.
Харальд молча скользнул по нему взглядом, развернулся и вышел. Прошелся по крепости, потом спустился к берегу в поисках Кейлева.
Тот вместе с сыновьями осматривал драккар на берегу. Уже починенный, готовый к спуску на воду.
— Поговорим, Кейлев? — с ходу предложил Харальд.
Старик с готовностью кивнул. Сделал знак сыновьям, чтобы те отошли, но ярл вдруг заявил:
— Нет, пусть останутся. Дела, о которых я хочу поговорить, семейные, о них должны знать все родичи…
Кейлевсоны замерли, стоя рядом с невозмутимыми лицами.
— Какой выкуп ты хочешь за дочь, Кейлев? — спросил Харальд.
— Ну… — протянул старик, задумчиво поглядывая на ярла. — Я, конечно, не могу попросить за нее драккар, как Ольвдан за свою дочь…
— Нет, ты попросишь два, — согласился Харальд. — Но для своих сыновей. И со временем они их получат. Конечно, сначала я к ним присмотрюсь, однако за парней ты можешь быть спокоен. Теперь о выкупе для Сванхильд. Сколько ты хочешь за свою дочь, Кейлев?
— Сто марок серебром.
— Пусть будут двести, — бросил Харальд. — А утренним даром станет…
Он замолчал, переведя взгляд на фьорд. Утренний дар остается в собственности женщины, но не переходит под присмотр отца. Им она может воспользоваться сразу же, как только муж умрет.
И он принадлежит только ей, даже если остальное имущество мужа захотят получить его родичи.
— Моим утренним даром станет Хааленсваге, — сказал наконец Харальд. — И я прикажу, чтобы в Мейдехольме поставили рунный камень с записью об этом. Если что-то случиться, Кейлев… не трать время на свары с моими родичами. Бери драккары, хватай Сванхильд — и плыви туда. Хааленсваге будет ее домом.
Кейлев недоверчиво улыбнулся.
— Неслыханно щедрый дар, ярл…
— Да, — снова согласился Харальд. — Но вы мне дадите клятву — все трое, в море, опустив руки в воду. Что все это и впрямь достанется Сванхильд. А в свидетели клятвы призовете Ермунгарда, моего отца.
— Да мы и так о ней позаботимся, ярл, — немного обиженным голосом ответил старик. — И в память о тебе, и потому, что она теперь Кейлевсдоттир.
Братья, стоявшие по обе стороны от отца, дружно закивали.
— А клятву вы все-таки дадите, — быстро сказал Харальд. — И сходи в кладовые с тканями. Пусть Сванхильд сошьет себе платья — чтобы не позорила ни тебя, ни меня.
— Такого не случиться, ярл, — чуть ли не клятвенно пообещал Кейлев. — Я об этом прямо сейчас позабочусь. И поговорю с ней, как с дочерью. Через ту старуху…