Faust как-то неожиданно отключился, и я осталась на форуме одна. Совершенно одна. Снова. Только теперь уже на форуме. Я с недоумением посмотрела на молчащий экран. Он что, обиделся? Тоже мне, фифа какая. И чего я такого уж сказала? Я перешла в другой раздел сайта. Там шло бурное обсуждение того, в каких вузах России можно получить действительно хорошее образование психолога. Но стоило мне только авторизоваться и написать «Привет всем!», как мне тут же ответили (причем со всех сторон):
«Брусничкина, отвали. Мы все уже поняли, какой мерзавец твой муж в частности и все мужики вообще. Дай людям поговорить».
«Да я просто хотела сказать про МГУ…»
«Хотела про МГУ, а скажешь наверняка про то, что так поступить мог только мерзавец. Не надо, ок?»
«Не хотите, не буду. Ничего вам больше не скажу», – обиделась я и отключила компьютер.
В комнате было тихо. Наш центр располагался на цокольном этаже жилого дома, находился в пяти троллейбусных остановках от Октябрьского Поля. Две комнаты, где проводились тренинги. Кухня, где хранили чай и документацию. Бухгалтерия, скрещенная с гостиной. Коридор, вечно завешанный одеждой посетителей и заставленный коврами и матами. Часть наших тренингов проводилась на матах и напоминала собой замедленную гимнастику. Телесно ориентированные методы в последнее время становились все более модными.
Я прошла на кухню и заварила чай. От кофе меня уже тошнило. Одним из преимуществ работы модератором было право иметь собственный ключ от офиса, что давало дополнительные возможности приема частных клиентов. А сейчас это спасало меня от необходимости по вечерам сидеть в пустой квартире, где я просто не могла находиться. Я присела у краешка барной стойки, посмотрела на мутную жидкость в стакане и поняла, что сейчас снова расплачусь. В который раз за эту неделю.
– Мне очень плохо! Что мне делать?! – снова я набрала Баськин номер, хотя и понимала, что ее я уже достала так, что скоро она пристрелит меня из дробовика.
– Ба, что еще случилось? Во-первых, успокойся и не рыдай. Я не понимаю ни слова из-за твоего этого воя. Ну, что такое? – деловито начала она. В первые дни Бася часами сидела со мной, выслушивая мои жалобы и воспоминания. Но сейчас она уже научилась сокращать сеансы до получаса. В среднем.
– Очень плохо. Хочется повеситься. Или утопиться. Или закрыться в квартире и умереть от голода.
– Это весь список или найдется еще вариант? – хмыкнула Баська.
– Тьма! – заверила я ее.
– Давай ограничимся краткой версией. Расскажи подробнее, как именно тебе плохо. Что именно чувствуешь в теле? – спросила она тоном лаборанта в генетической лаборатории. Сейчас меня разберут до последнего винтика, почистят, смажут спиртом, подмаслят и соберут обратно. Буду как новенькая. Сколько раз я сама задавала те же самые вопросы этим же тоном и даже не представляла, как это может быть противно.
– Мне хочется встать на подоконник и кричать на весь город. Кажется, что скоро лопнет голова. Я просто не представляю, как жить дальше.
– Без него? – подковырнула болячку Баська. Я остановила поток эмоций и задумалась.
– Да. Я хочу, чтобы, когда мое мертвое тело будут соскребать с асфальта, он стоял бы рядом и рвал на себе волосы, не в силах вернуть меня обратно.
– Ну, мать, сама догадаешься, или все мне придется разжевать и в рот положить? – удовлетворенно и радостно вопросила она.
– Ты о чем? Подожди, я тебе еще не рассказала, какой у меня образ моего страха и боли.
– И какой же? – иронично уточнила она.
– Это как комок в области сердца. И горла. Черный, склизкий, готовый меня поглотить.
– И что это за комок? – заинтересовалась подруга. – Что тебе хочется с ним сделать?
– Комок? О, он ужасный. Он причиняет мне такую боль! Очень страшную, такую больше ничто не сделает. Он словно пожирает меня изнутри.
– Это понятно, – согласилась Баська. – И что ты с ним можешь сделать, чтобы не чувствовать эту боль?
– О, я бы его разорвала! Я бы его утопила. А лучше я бы сбросила его с высокой горы и посмотрела, как он превратится в кляксу.
– Стоп, достаточно! – хлопнула Бася.
Кличку «Баська» она получила за то, что любого встречала громким хлопком и кричала: «Ба, какие люди!» От ее хлопка и этого самого «Ба!» люди дергались. Многие говорили, что чуть не начали заикаться. Вот и теперь от ее хлопка я дернулась всем телом. Надо бы тоже научиться так хлопать.
– И что скажешь? Подсознательный страх перед одиночеством? Паническая атака? Сублимация? Латентный конфликт мужского и женского? – перечисляла я варианты. Наверное, для врачей самое сложное – это лечить коллегу. Думаю, что и у нас это точно так же. Потому что самое интересное в том, что ни один врач практически никогда не сможет выставить себе верный диагноз. Также и психолог: никогда сам не допрет до своей проблемы.