Тяжёлая, окованная железом дверь на высоком крыльце княжеского дома в это время распахнулась, и Эль увидела своего отца.
Движения князя были, как обычно, резкими, хоть он и нацепил на себя приветливую маску гостеприимного хозяина. Его цепкий взгляд обежал разом всех, ожидаемо задерживаясь на фигурах Западников, но она чувствовала – искал её.
Времени, да и смысла прятаться не было. Сил тоже. Встретившись с ним взглядом и привычно ощутив на себе всю его презрительную тяжесть, Эль уловила еле заметное движение отца головой в сторону дома. Звал. Но при всех показать, что это мокрое, заморённое страшилище в мужской одежде – его дочь? Ни за что!
Эль, неспешно кивнув, погладила Вихря по холке, взглядом говоря, что явится после того, как приведёт в порядок своего коня.
Князь понял и даже не разозлился по обыкновению – сейчас он и сам будет занят прибывшими гостями. А вот что её ждало потом? Когда последний раз отец разговаривал с ней? Ведь не соскучился же он, в самом деле?
Эль даже хмыкнула такой нелепой мысли – да будь его воля, она бы годами не вылезала с самых дальних кордонов княжества. Да она и сама была бы не против держаться подальше. Но, нравится это им или нет, всё же она – княжеская дочь. Это накладывало определённые обязательства на обоих.
_
Под общий шум и неразбериху Эль исчезла со двора тихо и незаметно – не её забота, куда пристраивать весь этот съехавшийся люд, ей бы своего коня и себя, валящуюся с ног, обиходить.
Она направилась к конюшне рядом с дядькиным домом, где всегда и держала Вихря, к тому же, главная была полна и так. Проводила взглядом Тимоху, спешащего в дом – её он не заметил. Своего Грома тот оставил распрягать конюху – так торопился скорее обнять мать и младших братишек, да и об отце переживал – рана будет давать знать о себе ещё долго, и дядьку теперь, скорее всего, лихорадило.
Тимохе было кого обнять. Её там тоже ждали, и она бы сейчас спешила в их дом не меньше за своей толикой чужого семейного счастья, тепла и любви, да дядьку помогать лечить, но молчаливый приказ князя поменял все планы.
Вот уж к кому ей спешить было незачем!
Помыться бы с дороги, выпить тёплого взвара, что готовила Ирида, да спать – об этом мечтала Эль. И в княжеском доме она это вряд ли найдёт. Да, у неё там даже светёлка своя имелась. Только, когда она последний раз в ней была?
Её настоящий дом, сколько она себя помнит – дядькина семья, на всё остальное время вне этой семьи память услужливо набросила свой покров. Она редко его поднимала. Для чего? Чтобы в очередной раз вспомнить, как впервые кольнуло детское сердце, осознав, что она не любима отцом? Как не могла понять, почему? Как ребёнком безуспешно пыталась эту любовь заслужить?
Глупая! Он ненавидел её только сильней!
Вспомнить, как вслед за князем, видя его отношение к собственной дочери, её стала притеснять не только родная, старшая сестра, но и хозяйская челядь. Как дочка кухарки – рябая Магда, когда Эль не было ещё и шести, заперев её в тёмной кладовке, открыла тайну, почему она никогда не будет достойна ничьей любви и даже жалости, выплюнув ей в лицо вместе с обрывками пугающего рассказа страшное слово – «Убийца!..»
3.1
Любимая всеми тихая и нежная княгиня Вирея умерла родами, давая жизнь своим вторым детям. Двойне: сыну и дочери.
В тот день бушевала страшная гроза, какой до этого даже старики не помнили. Крошечный, слабый мальчик родился мёртвым. Крепкая и здоровая девочка – выжила. Принявшая роды повитуха и присутствующий при этом чёрный маг вынесли свой жуткий вердикт, решивший судьбу малышки: сестра ещё в утробе матери выпила все жизненные силы брата – перетянула на себя все те крохи, которых хватило у слабой здоровьем княгини на трудную, двойную беременность.
Так младшая дочь сурового князя стала для всех живым воплощением случившегося кошмара.
Клеймо, до этого молчаливо витавшее над ней и читавшееся лишь во взглядах, опасливо бросаемых в её сторону, после выплеснутых злобных слов и леденящего душу рассказа Магды словно выжгли у Эль на сердце. И она – малышка, испугавшись и поверив, что стала причиной смерти собственной матери и брата, приняла в тот момент всеобщую ненависть, как заслуженную и неизбежную. И замолчала на несколько лет.