— Мам, ну какая душа…
— Бессмертная, какая же ещё? — она посмотрела на меня как на ребёнка, сморозившего очевидную глупость. — Давай, давай, аппетит приходит во время еды. А то вот расскажу папе, как ты с собой обращаешься, он тебя мигом к нам заберёт. Ты же не хочешь этого, правда? Да, кстати, фотографии. Я ж тебе кучу Ланкиных фото привезла. Ты вообще в курсе, какая она уже большущая у нас?
Я послушно взяла фотографии. На меня смотрел подросший, весёлый, вполне упитанный тинэйджер с «мохеровым шарфом» на голове. То есть это волосы были выкрашены чередующимися яркими полосами тёмно-синего и ярко-красного цвета, точь-в-точь как бабушкин шарф из моих детских воспоминаний.
— Мам, а чего у нас ребёнок такой разноцветный?
— Ничего ты не понимаешь в подростковой моде. Ты дальше смотри, там полный отпад.
Отметив определённые изменения в мамином лексиконе (раньше она не позволяла себе даже самых простеньких сленговых словечек), я стала листать фотографии. Снимки действительно отличались разнообразием цветов и оттенков волос ребёнка: ярко-жёлтые по длине с фиолетовой чёлкой; оранжевая макушка, плавно переходящая в зелёные пряди…
Как ни странно, Ланке это безумство цвета шло неимоверно, хотя, будь она со мной, вряд ли мы бы решились на подобные эксперименты.
«А бабушка-то с дедушкой ей всё-таки ближе, — подумала я с внезапным сожалением, — мне она эти фотки даже не показывала…»
Решение, что ребёнок живёт то со мной, то с ними, поначалу казалось правильным. Родители загорелись идеей уехать, когда мамины суставы стали требовать ещё более тёплого климата, нежели наш. Средиземноморье подходило идеально. Папе, художнику, были очень дороги мамины суставы, и абсолютно одинаково, где творить. Загвоздка была во мне и Ланке. Я не могла навсегда покинуть свой город, а они не мыслили жизни без любимой и единственной внучки. Пришлось пойти на разумный компромисс. А теперь получалось, что мы виделись с ней всё реже и реже… Постоянно вмешивались какие-то обстоятельства — то моя работа, то Ланкина учёба и занятия живописью, а главное, нежелание родителей даже ненадолго с ней расставаться.
Как же я по всем соскучилась! Столько перемен за те полгода, что мы не виделись. Полгода… это так долго! А жизнь такая непредсказуемая…
Слезы сами собой закапали на глянец, и я поспешно убрала фотографии в сумку.
— Ну наконец-то, заплакала… а то как замороженная. Я даже хотела психиатра пригласить. Вот как тебя здесь оставлять? С такой перевёрнутой психикой… — мама достала платок и как в детстве вытерла мне лицо. — Солнышко моё, а полетели со мной? Папа с Ланочкой обрадуются…
Несколько секунд я раздумывала, слушая мамино нежное воркование. Как же было бы здорово побыстрее забыть об этом кошмаре! И, конечно, чудесный греческий остров для этой цели одно из самых подходящих мест… Но…
— Нет, мам, не сейчас. Не могу.
— Примерно такой ответ я и ожидала, — вздохнула она. — Сейчас ты скажешь, что кто-то должен побыть с Андрюшей. Хотя бы первое время. Что у него никого нет, кроме нас…
— Видишь, ты и сама всё знаешь. Я приеду, потом. Пусть он немного придёт в себя.
— Хорошо, — легко согласилась мама и тут же принялась вдохновенно соблазнять меня средиземноморскими прелестями.
Длилось это минут двадцать, но я старалась даже не слушать.
— Уговаривать бесполезно? — на всякий случай ещё раз спросила она, сообразив наконец, что только теряет время.
— Мам, ну ты же неплохо меня знаешь, правда?
Она вновь вздохнула.
— Ох уж это мне ваше с отцом патологическое упрямство! Хотя бы обещай, что через месяц ты будешь у нас. Мы же скучаем!
— Я приеду, обязательно приеду. Сразу, как только смогу. Я по вам тоже безумно, просто безумно соскучилась!
— Ну хорошо. А теперь объясни мне, что у вас произошло с Дмитрием. Почему в такую минуту его нет рядом?
— Мам, извини, но об этом я вообще говорить не хочу.
— То есть вы больше не вместе?
— Нет.
— Он знает, что случилось?
— Нет.
— Почему?
— Мам… — тема начала меня напрягать. Все это время Димка постоянно звонил, но трубку я не брала и обсуждать свои действия с кем бы то ни было, пусть даже с мамой, не имела ни малейшего желания. — Потому что я не хочу говорить ни с ним, ни о нём. Извини. Пойдём, ты опоздаешь на посадку.