Конечно, Бабетта от Глаши не отходила и вносила еще больше смятения в душу девушки.
— Ты какое платье наденешь-то? Ты само красиво, смотри, надень! То вон, бальное…
— А ты станешь мне польки за ширмой играть, — сострила Глафира. — Нет уж, оденусь-ка я попроще. Не под венец иду…
— Ох, нехорошо говоришь, Глафира! Ты радоваться должна. У другой и такого выбора нету ведь!..
Глаша молча натягивала на себя темно-зеленое шерстяное платье в мелкую клеточку, с кружевным воротником и рукавчиками.
— Прям как в гувернантки нанимаешься! Нехорошо же, Глафирушка!..
— Отстань! Вот увидишь, ничего из этого все одно не получится!
— Что ж он, враг тебе разве, Полозов-то?
Поправляясь, Глаша обобрала складки надетого платья вокруг талии.
— Он мне — сводник! — бормотнула себе под нос.
«Смотрины» устроили в квартире Векслер. Глаша ушла туда заранее. Бабетта отпросилась было у Марьяны на вечер: не до гостей; хотела караулить возвращение Глаши и молиться за нее. Да случилось непредвиденное: явились сам Мясников с Барабановым и Бабетту к себе затребовали. Сели в кабинете китайском, Мясников молча курил, а Барабанов намотал космы Бабеттины себе на кулак:
— Говори, дура, с кем была давеча? Что за девка такая, красулечка?
Бабетта по полу ползает, зубами скрежещет, вопит, за сапоги их хватается. Барабанов ее в бок ногами пинает, а Мясников свои узкие сапоги в сторону все отводит да кольца дыма из папироски одно на другое искусно накидывает: как бы здесь и нету его…
— Не мучься, Федул Евграфыч! — сказал наконец Мясников. — Эта баба окаянная помрет, а правды тебе не скажет. Степаниду давай сюда — эта выбрешет…
Но и Степанида, хоть и зла была на Глафиру за «паликмахтерское» свое унижение, а молчмя молчала — к чему ей неприятности от «мадамы»-то?..
Надавали плюх Стешке и позвали Анету-дурочку. Но тут уж Марьяна бдительность проявила: сказала мужчинам, что Анета сейчас с купцом из Нижнего «занимаются».
Хотел Барабанов и Марьяну уже прибить, да Мясников с дивана поднялся лениво во весь свой огромный и стройный рост:
— Не терзайся, Федул Евграфыч! Я знаю, как надо действовать…
И так спокойно он это сказал, что у Марьяны и Бабетты сердце в пятки ушло. Поняли: ЭТОТ до правды дорыщется…
Барабанов остался со Стешкой ярость свою утолять, в любострастие, естественно, перешедшую, а Мясников раскланялся с ним и уехал.
— Вот напасть! — Марьяна от страха чуть на пол в коридоре не села. — Это ж надо же!..
— Ироды! — шмыгнула разбитым носом Бабетта. — Ой, а Глафира-то?..
Глаша уже вернулась. Бабетта, как к ней вошла, сразу все поняла. Та лежала на постели в своем темно-зеленом платье, уткнувши лицо в подушку. Холодный майский закат догорал в окне.
— Что, Глашенька? — наконец тихо спросила Бабетта.
— Ничего, — как-то равнодушно, не повернув головы, сказала Глаша. — Ты вот мне «енералов» пророчила. Вот и напророчила: БЫЛ сегодня у меня «енерал»!
— Как это — «БЫЛ»? Уже?!
— Да нет: на смотрины приехал. «Конфекты» привез, ПАЛЕЦ мне подал при расставании.
— Ну и что ж, что палец подал? Со мной вон и вовсе иной раз не попрощаются. Что ж он, старый, видать?
— Лет семидесяти…
— То-то я слышу: палец подал. Это старые баре такие ухватки имеют. Молодые любезнее… Так он и впрямь енерал?
— Прямее некуда! Только, я думаю, рысачков у него не допросишься. Он со мной как с прислугою разговаривал…
— Чудно: военные с женским полом обычно вежливые…
— Да я уж тут слышала, как они с тобой и Степанидой сегодня любезничали!
И добавила, скрипнув зубами:
— Рыцари! Без страха и упрека…
Бабетта села возле постели Глаши, вздохнула:
— Отказала ему?
— Пока ничего определенного. Ведь еще один завтра явится… — И вдруг вскрикнула, оторвав голову от подушки, словно в пространство кому-то грозя: — Но не ожидала я, что он, ОН — вот ТАКОЕ мне подсуропит!..
«Любит, любит его…» — поняла Бабетта.
А вслух сказала:
— Что же он, мужчина, в женском счастье разуметь может?..
— Это ты ничего в нем не понимаешь! Он же хочет, чтобы я его задним числом еще больше ценила бы!..
И Глаша тихо, как ребенок, заплакала.
Весь следующий день, до вечера, Глафира провела у себя. Бабетта поняла: лучше ей не мешать. Да тут еще и Марьяна окаянная своими страхами вконец голову заморочила.