— Лиcсия, скажи их босу, что я хочу с ним поговорить.
Через пять минут за ним пришли, ремень которым Марк был привязан к другому несчастному никак не удавалось расстегнуть. Головорез ни секунды не колеблясь резанул по нему своим острым ножом. Он слегка оцарапал Макса, но вошел острием в живот его напарника по плену. Тот вскрикнул от боли. Пират выругался и нанес удар в грудь несчастного. Кровь брызнула фонтаном, залив и Макса и убийцу. "Вставай" — сказал он, через переводчика Лиcсию, которая чуть не упала в обморок от увиденного. Макс собрал всю свою волю, прижал к груди раненную руку и сделал попытку встать. Он понимал, — если не встанет, то следующий удар янычара раскроит его череп. Лисcия подбежала.
— Опирайся на меня, я тебе помогу. Парень огляделся, кажется он остался из пленников один. Никто уже не шевелился, прекратились постоянные вздохи и стоны.
— Пошли. — головорез повел их к пиратскому капитану…
— Что скажешь? — на чистом русском языке обратился к нему африканец с седой кучерявой шевелюрой.
Макс чуть не свалился в находящийся рядом люк.
— Удивлен? А я не меньше тебя. Не ожидал встретить на корабле племянника Альберта. Ганджу Крхоту. Зови меня просто Ганджу, а знаешь — что это значит? Дикий кот. А я у есть кот, дикий и никем не пойманный, ха-ха.
— Как, вы знаете дядю?
— А почему не знать? Я когда закончил университет в Москве, женился на русской. Через год познакомился с дядей твоим он тогда силу набирал. Фирму организовывал. Прошло уже 15 лет с тех пор. Взял он меня на работу, тем более, что я сам из Заира. Хорошо плавал 3 года, пока черт не попутал. Приревновал жену русскую. Когда приехал в Москву, то поговорил с ней немножко "крепко". Она не выдержала, хоронили уже без меня. Я в бегах уже был. Страшно я переживал, любило ее, стерву, но скрылся и удалось бежать из России. Твой же дядя помог, на сухогрузе я ушел, в контейнере закрытом. Ну и натерпелся в пути. Вот откуда дядю знаю твоего, понял, малец. А этот корабль мне дорог, целый год на нем я плавал, штурманом. Приятно вспомнить.
Марк решился открыть рот:
— Но как же так, вы теперь пират?
— Ха-ха-ха! Не пират я, а свободный человек. Хлеб зарабатываю свой, как и ты свой. В общем, жить будешь, я племянника Альберта пальцем не трону. А с корабля тебя спущу. Уйдешь в лодке с девкой и ее родителями, когда будем недалеко от берега. Ты уж извинись за меня перед Бертом. Но такая селяви! Иди в каюту к себе, я выставлю охрану, чтобы тебя никто из моих неуправляемых не обидел. Я за ними держу глаз востро. Что я для них? Сегодня командир, а завтра кусок говняного мяса!
Опираясь на Лисcию, Марк с трудом пошкандыбал в свою каюту. Так все было перевернуто вверх дном. Но в потайном уголке в сейфе, секретный код которого знал один Макс, сохранилась бутылка бренди. Он в присутствии Лисcии, которая почему-то не уходила, добрался до заветной бутылки. Потом он сделал пару глотков. Сразу огонь потек по жилам. Неожиданно для себя он протянул Лисcии бутылку. Немногословная негритянка сделала несколько глотков. Потом посмотрела на Макса взглядом, в котором нетрудно было угадать ее чувства. Макс отпил еще немного, бутылка оказалась наполовину пустой. Алисия подошла к двери каюты и закрыла на задвижку. Потом она подошла к парню, вырвала из его рук бутылку и выпила все до дна. Потом она заплетающимся языком попросила Макса:
— Помоги раздеться, руки не мои. Не верь пирату, их совесть крысы съели корабельные. Нас завтра убьют, я слышала их разговор, когда мы выходили. Помоги. Это все, что мы можем сейчас сделать, завтра уже будет поздно. Ты мне давно нравишься, не пожалеешь. Слезы текли нескончаемым ручьем из глаз девушки.
Макс молча раздел ее. Он лег на кровать, потом помог Лисcии оседлать его. Он даже не понял, как вошел в нее. Такого бешенного состояния он никогда не испытывал. Это был какой-то ураган. Грубая кожа ее рук нежно казалась его лица, а внизу африканский "огнемет" терзал его тело испепеляющим жаром.
— Она наверно от меня забеременеет. — подумал мужчина, — Cтолько я ей подарил сегодня своего семени. Но какая разница, все равно завтра смерть. Какой смысл капитану бандитов оставлять их в живых? Эти звери не знали благородства и совесть их не была ничем отягощена.