Настя увидела несколько нищих, копающихся в мусорном баке.
— Вот, — подумала она, — их считают отбросами, падшими, потерявшими человеческий облик. Но ведь это не так, они просто выживают.
В этот момент один из бродяг нашел что-то съестное, поделился с товарищем.
Внутренний голос нашептывал женщине, будто из книги, слова от которых невозможно было спрятаться:
— В них больше человеческого, чем во всем обществе, презирающим нищету. Oни делятся единственными крохами, что имеют. А чем культурнее, обеспеченнее человек из общества, тем больше пытается отнять у других, черствеет, превращаясь в паразита. Женщина отреагировала так, как умела — купила в ближайшем киоске три хот-дога, подошла к бродягам и протянула им два. Сама же молча села рядом на землю и стала есть. Бродяги так же без слов стали уплетать горячее лакомство.
— Мы идем в ночлежку, если хочешь, пойдем с нами. — предложил один из нищих. Настя кивнула и пошла следом за бродягами. Эту ночь Настя провела на старом матрасе в окружении таких же несчастных, что и она. Женщина видела, что тот, кто следил за ней, остался ждать на улице.
— Пусть, — думала она, — пусть следят, пусть поймают, все равно. Я устала от чего-то бежать, что-то искать в своей жизни. Лучше уж жить одним днем, думать о том, как заработать на кусок хлеба. Этот грязный мир вокруг соответствует тому, что внутри меня, так нечего пытаться что-то менять.
Вскоре она убедилась в том, что здесь тоже есть свое начальство. Правда никто этих людей не назначал, они сами себя назначили, пользуюсь правом силы и наглости. Едва уставшая женщина закрыла отяжелевшие веки, как ее растормошили.
— Слышь, вставай, новенькая, разговор есть, отойдем в уголок. Анастасию почему-то безропотно подчинилась, даже не понимая — страх это или равнодушие к тому, что с ней могут сделать. Женщину отвели в дальний угол за колонну. Сколько их было? Пятеро, шестеро, семеро? Несчастная сбилась со счета. Лица всех цветов мелькали над ней, как птицы в бурю над тонущим кораблем. Ей было все равно, только противно и еще мокро. Мерзкая клейкая жидкость чуть ли не коркой вскоре застыла внизу живота. Хотелось броситься в пропасть, но пропасти не было. Один из насильников подошел опять и, проявив вежливость, помог найти свободное место для сна, растолкав несколько вшивых бродяжек, как истинный кавалер. Но он, следуя воровской привычке, не преминул незаметно вытащить из бюстгальтера обесчещенной клочок ткани, в котором были кровавые деньги — память от Сэма. Через некоторое время, видимо что-то хорошее проснулось в этой загубленной душе и он подошел к лежащей с открытыми глазами Aнастасии, и сунул ей молча в руку двадцать долларов.
— Спасибо, добрая душа, — произнесла опозоренная и ограбленная женщина, понимая что ее недавний насильник и грабитель испытал что-то в виде приступа совести.
— Я ничего, бери, пригодится…шит…бай. Потом он молча протянул ей недопитую банку пепси. Женщина тут же выпила все до дна.
Утром бродяги сами подошли к ней.
— Привет, как тебе здесь? — спросил один из них.
— Шикарно, лучше не придумаешь, — съязвила Настя, внимательно всматриваясь в лица "благодетелей" и пытаясь распознать, не было ли их среди ночных изуверов. "А впрочем, какая разница, даже если они участвовали, давно забыли об этом".
— Я — Айзек, — представился бомж, — а это, — кивнул он в сторону второго, — Тим.
— Айзек, Тим, — мямлила Настя, но свое имя называть не спешила.
— А тебя как называть-то?
— Не помню, — пожала плечами Настя, — все равно.
— Тогда будем звать тебя Милашка, — попытался сделать комплимент Айзек.
— Милашка? — прыснула от смеха уже пришедшая в себя от ночного кошмара Настя, — ладно, пускай будет так.
— Чем занимаешься, милашка? — спросил Тим.
— Ничем, а вы?