— Надеюсь, что это так! — воскликнул Ролинсон, изобразив негодование, когда дверь за хозяином закрылась.
Фредерике не улыбалось играть в третьего лишнего с матерью и ее старинным поклонником, и вскоре, несмотря на яростные гримасы на физиономии Ролинсона, она извинилась и ушла к себе в комнату, которую очень любила. Люсиль сделала ее спальню настоящей игрушкой, едва только стало ясно, что ей не придется перебираться с матерью и сестрой в коттедж. Может, эта комната и не была самой лучшей в доме, но она выходила окнами в сад, и, перед тем как лечь в постель, Фредерика подвинула кресло к окну и смотрела, как поднимается луна из-за высоких сосен, громоздящихся, словно стражи, на краю лужайки. Стояла прекрасная летняя ночь, и, если ей в голову пришла мысль о том, как замечательно было бы сейчас очутиться посреди лужаек и вдохнуть свежий воздух, наполненный летними ароматами, наблюдая, как прокладывает световую дорожку луна через искусственное озерцо, густо заросшее на удивление высоким кустарником, в этом не было ничего удивительного — ведь ей чуть перевалило за двадцать и к тому же не давало усидеть на месте какое-то смутное беспокойство. Но было неразумно бродить по укрытым ночной тьмой садам в одиночку. Здравый смысл предостерегал Фредерику об опасности такого путешествия, поскольку территория вокруг дома еще не была приведена в порядок, а неугомонное воображение непременно завело бы ее в самые дикие уголки; существовала вдобавок собака садовника, довольно непредсказуемая по характеру восточноевропейская овчарка, которую на ночь выпускали на волю… Вот уж с кем ей не хотелось бы столкнуться нос к носу.
Так что она продолжала сидеть у окна и следить за непрозрачными тенями, падающими на травы, и за черными кустами по сторонам чуть проглядывающих дорожек, которые скоро залила своим призрачным светом луна, превратив аллеи в страну чудес, а поляны укутав серебряным покрывалом. На террасе под окном послышался звук шагов — это была пара, мужчина и женщина. Женщина стояла ближе к окну, и в ней легко было узнать Розалин, мужчиной был, конечно же, Хамфри Лестроуд. Они задержались ненадолго под окном, и Фредерику поразило, с какой серьезностью они разговаривают. Розалин, в светло-голубом летнем платье, с залитыми лунным серебром волосами и четко высвеченным профилем, изящно прислонилась спиной к огромному каменному льву, украшающему террасу. Контраст между твердостью камня и девической хрупкостью поразил Фредерику и болью отозвался в глубине ее существа. Розалин действительно была обворожительна, и надо быть бесчувственным истуканом, чтобы не оценить ее очарование в такую ночь и в такой дивной оправе, как елизаветинская усадьба Фартинг-Холла. Оба говорили приглушенными голосами, и Фредерике показалось, что Лестроуд держит в своих руках руку Розалин. А потом, когда он выпустил ее руку, она подошла к нему ближе и легонько похлопала по плечу. Ее тонкие белые пальцы повелительно легли на рукав его смокинга. Фредерика осторожно приоткрыла окно, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести или смущения по поводу того, что подслушивает, и постаралась лучше разглядеть разыгрываемую внизу сцену. Она услышала ласковый голос Лестроуда:
— Такая очаровательная девушка, как вы… любой мужчина полюбит вас!
И ответ Розалин:
— Мне не нужно, чтобы любой мужчина полюбил меня! Вы прекрасно знаете, что для меня существует только один мужчина!
Пальцы Фредерики впились в подоконник.
— Посмотрим, что в наших силах, — прошептал Хамфри. — Надо попытаться как-то ее убедить. Я возьму это на себя!
— Она вас послушается, — с чувством прошептала Розалин, и в ее голосе прозвучала радость. — Я в этом не сомневаюсь.
«Она не настолько выжила из ума, чтобы не послушать тебя», — подумала Фредерика, недоумевая по поводу их невероятного простодушия. Да Электра готова душу отдать, лишь бы ее дочь вышла замуж за такого человека, как Хамфри Лестроуд, с его огромными доходами… а если выбирать из двух дочерей, то она предпочла бы, чтобы эта благодать выпала на долю Розалин. Но при одной мысли о том, что Розалин станет хозяйкой Фартинг-Холла, — и к тому же, видать, этот день не за горами, — сердце Фредерики обожгло, словно каленым железом. Она была в восхищении от Фартинг-Холла, хотя не чувствовала в нем тепла — слишком много поколений вносило в него свои изменения за последнее столетие, — лично ей больше по душе «Вдовий домик», вот где славно было бы жить. К тому же она не видела себя в Холле в иной роли, нежели в той, которую играла; тем не менее, все ее женское естество содрогнулось, как от удара, при мысли о том, что Лестроуд может стать ее шурином. Конечно, это был бы весьма полезный шурин, но ей такая перспектива казалась отвратительной… Отвратительно было представить себе, как он делает предложение и заявляет во всеуслышание, что станет членом их семьи, и как мама будет счастлива, а все будут ждать, когда она, Фредерика, поздравит молодую парочку. Люсиль будет смотреть на нее понимающе. Эта молодая женщина, быть может, оценивала ситуацию лучше самой Фредерики, особенно сейчас, когда она чуть не по пояс высунулась из окна. Конечно же ей понятна причина, по которой перспектива летней свадьбы в таком восхитительном месте да к тому же с родной сестрой в роли невесты и совершенно счастливой матерью пугает ее, а не возбуждает любопытство.
Свадьба!.. А она, значит, должна быть подружкой невесты? А Роберт Ролинсон посаженым отцом, и мать прольет потоки слез по окончании службы в местной церкви, и потом, как полагается по сценарию, разыграет целый спектакль прощания, после которого молодожены отправятся в свадебное путешествие в свой медовый месяц?..
Снизу к ней поднимался глубокий, утешающий мужской голос, до смешного нежный…
— Только доверьтесь мне, Розалин. Вы ужасно легкомысленная и настоящая кривляка, но кому-то это может прийтись по душе, и он вас будет на руках носить. От одного вашего вида мужчина теряет голову и здравый смысл… а я всегда гордился своим здравым смыслом!
— Это так и есть, дорогой, — заверила его Розалин, приблизившись к нему вплотную и держа его за лацканы смокинга.
— Я же говорил, что вы кривляка! Мне бы надо бежать от вас сломя голову, но, увы, я как замазка в ваших руках и готов исполнить любое ваше желание! Так когда, вы думаете, мне лучше всего переговорить с вашей матушкой?
— Еще надо чуть-чуть подождать! — Розалин делала вид, что встревожена. — Видите ли… все это так скоропалительно… я еще не успела свыкнуться с мыслью…
— Если вы не свыклись с ней сейчас, то уж никогда не свыкнетесь.
— Я все понимаю, и, тем не менее, это так неожиданно!
— А Южная Америка — это далеко?
— Жутко далеко! В самый раз для медового месяца…
— Но не забудьте, что вас ждет по возвращении дом — дом, который вы любите.
— О да, я действительно очень его люблю. Это очаровательный старый дом — еще милее Фартинг-Холла.
Фредерика втянула голову в комнату. Вскоре голоса смолкли, а затем и шаги, и она поняла, что эта поглощенная лишь собой парочка вернулась в гостиную, где Электра и ее старый друг возобновляли знакомство. Розалин и Хамфри Лестроуд отличались от них тем, что они не возобновляли и не налаживали знакомство. Они собирались пожениться, отправиться в свадебное путешествие в Южную Америку — которое Хамфри Лестроуд прекрасно сочетал с деловой поездкой, — а затем, судя по их словам, по возвращении хотели поселиться не в Фартинг-Холле, а во «Вдовьем домике». Вероятно, этот дом имела в виду Розалин, говоря, что он лучше Фартинг-Холла. Фредерика пребывала в полной растерянности. Дело вовсе не в том, что ей было не по сердцу замужество Розалин и ее удачная брачная жизнь. Но почему, почему она сделала ставку именно на Хамфри Лестроуда?
В комнате Фредерики свет не горел, ее достаточно освещал лунный свет, и в этом мерцающем свете бедной девушке открылась простая истина, что она безнадежно влюблена в человека, который нанял ее на сугубо мужскую работу. И если поначалу он ей вовсе не понравился — да и сейчас многое в нем вызывало ее неодобрение, — она прекрасно чувствовала, что в ее отношении к Хамфри Лестроуду есть нечто такое… Словом, ей делалось плохо при мысли, что он собирается жениться на ее сестре. Ей вообще была невыносима мысль, что он женится на ком-либо! Ей хотелось и впредь возить его, пусть он задирает ее, пусть третирует — пусть даже относится к ней как к девчонке и смеется над ней. Он и, правда, порой вел себя по отношению к ней отвратительно, но что с того? Он вел себя отвратительно и по отношению к Люсиль, но та, очевидно, против этого ничего не имела. Они прекрасно ладили друг с другом и составляли некое сообщество. И вот сейчас они получают по заслугам, а как это еще назовешь, если они работали на него от всего сердца: она пачкалась в смазке, а Люсиль порой вся была засыпана с головы до ног мукой, готовя ячменные лепешки, пирожные и яблочные пироги для хозяина дома и его гостей. А Розалин, эта кривляка, палец о палец не ударившая, чтобы хотя бы пришить ему пуговицу, вот так, за здорово живешь, станет его женой! Фредерика подумала, не прокрасться ли в комнату Люсиль и не поделиться ли с ней новостью. Но Люсиль была человеком правильным во всех отношениях и не одобрила бы подслушивания. Она так бы ей, чего доброго, и сказала, а Фредерике сейчас не хватало только бичевания. Сама не зная зачем, она вернулась к окну, вытянулась на подоконнике и выглянула вниз на залитую лунным светом террасу. Снизу тут же раздался голос: