Кошмар! Не Кирилл, а ваше священство.
Итак, что же случилось с ним на родине предков? Его осенило, что он был такое в прошлой жизни. Да-да-да, шутки в сторону, руки по швам. Его не просто осенило, ему дана была возможность увидеть себя в прошлой жизни воочию. Причем, все это произошло очень просто. Он был на экскурсии в Масаде – крепость такая древняя на самой вершине утеса над Мертвым морем, куда в 70-м году новой эры после взятия римлянами Иерусалима и разрушения храма сбежало где-то около тысячи героических евреев вместе с женами и детьми и там укрепилось для дальнейшего сопротивления. И в течение двух лет 15-ти тысячная, технически хорошо оснащенная, по тем временам, армия римлян ничего не могла с ними поделать. А когда, наконец, вошла в крепость, то нашла только свежие трупы. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Все защитники Масады, за исключением семи женщин и детей, спрятавшихся в колодце, фанатически верные своей родине, предпочли покончить с собой, но врагу не сдаться.
Кирилл понял, что с ним что-то происходит еще до того, как он с группой туристов пришел в крепость. Примерно, на половине пути на узкой тропинке, по которой они поднимались, у него опустился вдруг низ живота, и перед ним забрезжила как бы, но в явных очертаниях и предметно, глиняная ваза, причем с крышкой. Он еще подумал: кастрюля все же, а похожа на вазу. И мгновением позже в сознании мелькнула эта же ваза, но наполненная водой и стоявшая в глубине ниши с деревянной полкой. Его охватил трепет, он понял, что уже видел где-то эту вазу и эту нишу, и вслед за другими поспешил дальше вверх по тропинке. Когда поднялись в крепость, чувство присутствия в очень знакомом месте обострилось до предела. Какая-то непонятная сила отделила его от группы и подтолкнула в противоположную от моря сторону. По дороге, среди развалин, он наткнулся на нишу с деревянной полкой и глиняную вазу с крышкой, которые всего минут 15 тому назад он столь отчетливо видел в воображении. А когда он подошел к краю пропасти и взглянул на сбегающий вниз настил, сооруженный римлянами, в лицо ударило нечто огненное, как вспышка пламени, внутри которого он увидел римских солдат, ползущих вверх в тяжелых доспехах, и ощутил прилив злости. В этот момент он уже не сомневался, что был одним из защитников Масады, а именно: сорокалетним человеком, которого все звали Илотом. А вернувшись к нише, он почувствовал, что к стеснившей грудь злости примешалась жалость, и вспомнил, как после принятия яда женой и дочкой, он поднес жене эту вазу с водой, так как во рту у нее все горело, и она просила пить. Он сам уже тогда испытывал сильное головокружение и был на последнем дыхании, но воды жене принес...
Никто не засмеялся.
Кирилл закончил рассказ, но никто не засмеялся, не схохмил, не высказал недоверия. Перестали жевать. Молчали. Тишина облепила комнату вязкой глиной и сковывающей неловкостью. Только Полюся вполголоса спросила:
– А как же звали жену?
– Не помню, – так же тихо ответил Кирилл.
Вскорости все засуетились, начали прощаться. Наши с Кириллом машины были запаркованы рядом, так что по дороге к машинам я сказал:
– Ты, Кирилл, сумасшедший.
Сказал просто, не выпендриваясь, поскольку мое мнение об этом масадском эпизоде он знал.
– Как можно, – добавил я, – как можно быть таким инженером, как ты, с такими хорошими математическими мозгами и в то же время верить в такую чепуху?
– О чем ты говоришь? А разве я верю? Но это же было со мной. А? Что? Ты понимаешь меня, это было со мной. И я все это видел, как вот сейчас тебя. Было, помимо всяких вер. Что?... Я с тобой согласен, вера – вещь спорная, но как можно не поверить собственным глазам. А ты можешь не поверить собственным глазам? А? Что?...
"А? Что?" – слова-паразиты в его речи, они ничего не означают, разве что разбавляют бесцветность некоторым колоритом. Каждый раз произнося их, он непременно оглядывается по сторонам, словно боится, что кто-то может вмешаться и перебить его на полуслове. Наши жены сидели уже в машинах, а он все не отпускал меня. Так что я не рад был, что не удержался от реплики о его сумасшествии. Черт меня дернул наступать на его больную мозоль.