Он улыбается, я вспыхиваю.
"Разобью стекло" - как фраза-пароль, запускает в сознании фильм.
Он тогда пошел в первый класс, в голубой рубашке с бабочкой. Он считал себя взрослым, школьник ведь, и великодушно играл со мной, в войнушках мы всегда были в одной команде, против Виви и Гриши, и один раз прятались в комнате родителей и нашли красивый сувенир. Плоская стеклянная коробочка, на красном бархате пришпиленный презерватив и указание "В случае крайней необходимости разбить стекло". Мы не поняли пошлую суть, и притащили коробку с собой на обед. А у нас в тот день собрались гости, папин друг с женой, и этот пузатый дядька так невежливо над нами хохотал, когда Валера бухнул на стол коробку и заявил, что у него крайняя необходимость, можно, мол, разбить стекло?
Ну пожалуйста, нам с Полиной срочно надо.
Мама, с раскрашенными в оттенки свеклы щеками, запретила нам лазить в их комнате.
А папин друг хихикал и о чем-то непонятном болтал, и все на него шикали.
Незнакомые слова мы забили в поисковик в интернете. Нарвались сразу на видео для взрослых и долго плевались. И Валера тогда взял с меня слово, что если мне придется заниматься такими гадостями, когда мы вырастем, то только с ним.
На тот момент я уже была по уши влюблена в него, брат подруги, лучший друг брата, это так банально и естественно, что даже неинтересно. Но на том и кончилось, через пару месяцев Волков превратился в обычную вредину, мы с Виви снова стали жертвами их несмешных приколов, и мою любовь он убил сам. И напоминать теперь, спустя четырнадцать лет - просто дурость, мы же детьми были, но мне почему-то печет лицо все равно.
Наверное потому, что гадостями я без него не занималась, а он занимался. Без меня.
И что значит "ты скажи, и я не поеду"?
Он так смотрит, черные блестящие глаза, кажется искренним.
- Конечно, не едь, Волков, - шныряю мимо. - У тебя ностальгическое обострение перед свадьбой?
- Вхожу в роль, - поддакивает. - Всегда быть в маске - судьба моя!
О, нет, цитируем песенки из советских фильмов - порядок, он все еще идиот.
- Добрый вечер, - вырастает он перед Эвелин. Ослепительно улыбается, без спроса хватает ее руку и подносит к губам. - Валерий Волков. А это, - притягивает меня ближе, - моя прекрасная Полина, у нас скоро свадьба. А вы, должно быть, Эвелин, отец столько о вас рассказывал, - восхищенно цокает языком.
- Да? Свадьба скоро? - низким голосом переспрашивает Эвелин. С удовольствием оглядывает его с ног до головы. - И что же вам рассказывал отец?
- Что вы...- он мнется. - Позвольте, - стягивает шпажку с сыром и оливкой с ее тарелки и сует в рот. Жуется, думает, видать. Проглотив, говорит. - Что рад с вами сотрудничать, иначе и быть не может. А вон он, сам все расскажет, - машет Волкову старшему. Его папа, дядя Женя, в таком же костюме. Он и ростом с сыном поделился, жаль, галантности своей не отстыпал и скромности.
- Евгений, - манерно обращается Эвелин к подошедшему мужчине. Отпивает шампанского. - Сколько у вас детей? Вы мне час назад другую пару представили. Ту, - глазами показывает мне за спину.
Оглядываюсь.
Виви и Гриша пристроились у стола возле выхода, рядом отец, и судя по их кислым лицам, он их отчитывает.
- Все верно, - соглашается дядя Женя. - Там дочь, а это сын, - хлопает Валеру по плечу. Делает страшные глаза. Объясняться не торопится.
Во мне зреет подозрение, что мы зря влезли.
- И те, и эти женятся? - насмешливо интересуется Эвелин. - Или вы в детях своих запутались, не знаете, кого под венец ведут? Серьезный человек, какие-то бредни мне рассказываете. Сергей, - властно, как официанта, зовет жестом моего папу.
- Я скажу тебе с последней прямотой... - вздыхает Валера.
- Все лишь бредни, шерри-бренди, ангел мой! - вдруг восторженно заканчивает Эвелин. С ярко вспыхнувшей симпатией смотрит на Валеру. - Тоже любите Мандельштама? Словно мой покойный муж. А вы ведь и похожи на него чем-то, - она отступает на шаг и пристально изучает Валеру. - Да-да, тот же волевой подбородок, тот же прямой нос...Одно лицо! А как он читал стихи! С каким чувством! Точно, как вы!
Казалось бы, дальше некуда, но она еще краснеет. Мертвой хваткой цепляет Валеру за пиджак, запрокидывает голову и громко шпарит поэзию серебряного века.
Вздрагиваю, кошусь на Волковых. Те растерянно слушают исковерканное ее визгливыми интонациями творение. Вокруг собираются папиными сотрудники, официант ставит поднос мимо стола.