- Волков, что творишь?! - орет главный.
Моргаю, смотрю на Волкова. Размахивая разрисованными конечностями в лохмотьях, он отталкивает моего партнёра и сбрасывает на него коробки с пиццей со стола. Оборачивается и крутит пальцем у виска:
- Ты в своём уме? Это что за разврат?
- Какой разврат, Валера! - Олег подлетает к нам. - Выпил что ли? Ты зачем нам процесс срываешь?
- Она не будет в этом сниматься, - заявляет Валера.
- У тебя мания величия? - задыхаюсь от возмущения, спрыгиваю на пол. - Фильм не твой, чего ты распоряжаешься?
- Это не фильм, а порнография. Клоака.
- В мозгах у тебя клоака! - поворачиваюсь к Олеже. - Давайте ещё раз? Но вместо этого, - не глядя показываю на Валеру, - кто-то другой нужен.
- Лучше вместо этой, - спорит Волков. - Я её жених, и я не разрешаю.
- Ты в край офигел? - сдираю очки. - Он точно пьяный, выгоните его отсюда, - прошу Олега.
- Так, вы оба! - рявкает Олежа. Топает ножкой в желтом ботинке. - Вон с площадки!
- Подождите...
- Вон! Тут ужасы, а не дом два! За дверью скандальте!
У меня нет слов.
Не хочу уходить, не двигаюсь, тереблю платье.
Придурок Волков, кем он нас выставил?
Дом два!
Хуже меня в жизни не оскорбляли.
- Олег, давайте мы...- откашливается Волков.
- Вы ещё здесь? - цедит Олежа. Поворачивается спиной, знаком показывает команде, мол, ложная тревога, актеры-кретины.
Горько вздыхаю ему вслед.
Это не действует.
Опять вздыхаю, уже искренне.
Выхожу из коробки, запинаюсь на растянутых по полу проводах.
- Солнце, если нос разобьешь - железно никаких тебе фильмов, - заботится Волков.
- Иди к черту, - огрызаюсь. Не удержавшись, торможу, он налетает на меня. Оглядываюсь. А он вроде и не переживает, что его с роли сняли, дурацкая улыбка, подкрашенная и вытянутая. - Ты соображаешь, что сделал? Какой режиссёр нас теперь позовет, после твоей истерики? Ты убиваешь мою карьеру.
- Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке, - он ведёт пальцем по моему горлу. - Смирись, Полис. Потом ещё спасибо скажешь, что я уберег тебя от сей безнравственной картины.
- Ты ведешь себя отвратительно, - отмахиваюсь. Достаю вибрирующий телефон.
Валера сует нос в экран.
- Она обозвала меня противным пельменем, - читает он вслух сообщение от Виви. Хмыкает. - Сестра снова на Эвелин жалуется? Ладно, - он трет лицо, размазывая грим. - Она меня вчера тоже достала. Кажется, она клеится ко мне. План по избавлению от Бегемота в силе? - дожидается моего кивка. - Отлично. Не грусти, Полли. Поехали домой, - зловеще шепчет. - Покончим с Эвелин.
❤❤❤
ВАЛЕРА
Девушки странные. Честь нужно беречь смолоду, а они соглашаются, чтобы их на всю страну лапали всякие уродские псевдоактеры и радуются: зато скоро моё лицо будут узнавать.
Конечно, будут. Под заголовками в стиле " Полина Кипкало - налетайте, я хочу сниматься в любой фигне".
Что? Реклама презервативов? А давайте.
Немыслимо.
Куда смотрит Гри, сестра в шаге от эротического контента, висит над пропастью.
Слава богу, я был рядом.
Я её спас.
Она мою услугу пока не оценила, но плевать, главное, чтобы она поняла - это забота, а не ревность, и шансов у неё абсолютно никаких нет, она вон уже не ведает, что творит, а дальше что будет?
Рулю по проспекту, слушаю болтовню диджея, жую орбит.
Звоню и поздравляю с праздником лучшую в мире женщину - маму, дальше набираю отцу.
Убедившись, что у них работы выше головы и домой они не приедут, расслабляюсь в кресле и одним глазом читаю сообщения от Сюзон.
В силе ли на сегодня клуб.
Четыре часа дня, и если план по избавлению от Бегемота пройдёт гладко ( а я очень надеюсь ), то вечером на всю катушку оторвемся.
Торможу на остановке неподалёку от посёлка. Народу никого, кроме мужичка в клетчатом пальто с тремя замызганными гвоздиками в руке.
Открываю двери, делаю приглашающий жест внутрь.
Собственно, вот он - мой гениальный план. Садится на переднее сиденье, достаёт из нагрудного кармана пластмассовую расчёску и чешет реденькую седину.
Прихорашивается.
- Петрович, стихи выучить не забыл? - уточняю на всякий случай.
Тот выпрямляется в кресле. Убирает расчёску, прочищает горло и важно отвечает:
- И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать, надо мной, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.
Он с гордостью смотрит на меня.
Я вздыхаю.
- Петрович, - сворачиваю на проселочную дорогу. - Ты Маяковского выучил. А Эвелин любит Мандельштама.
- Ай, чего придираешься, - он отмахивается от меня. - Красиво же зачитал? А?