- Даже смешно вспоминать, как я упрямился и не хотел сюда идти.
- Нужно доверять тем, кого любишь, - улыбаясь, говорю я.
- Ты права, он подсаживается и нежно целует меня. Губы Пита насыщают меня теплом, также как утреннее зимнее солнце.
Пока Пит снимает сюжеты для масляных этюдов, я решаю немного поохотиться и подстреливаю пару белок.
- Может, отнесем твоему отцу? – предлагаю я.
- Было бы здорово, он очень любит твоих белок, - говорит Пит.
Уже в районе трех часов мы доходим до Луговины.
За прилавком пекарни дежурит один из братьев Пита. Он сухо здоровается и зовет отца. Пекарь нам очень рад. Он угощает нас свежеприготовленными пирожными с яблочной начинкой, а мы отдаем ему белок. Он сразу прячет их в укромный уголок на случай, если войдет жена. Пит рассказывает, как побывал впервые за оградой в лесу, показывает фотографии. Они вместе воодушевленно обсуждают пейзажи. Мне нравится видеть Пита с отцом, нравится, что в этой холодной семье у Пита, по крайней мере, была в достатке отеческая любовь. Пекарь зовет нас попить чаю на кухне, но на шум спускается его жена, и атмосфера сразу меняется. В этой пышущей жаром пекарне меня обдает ледяным холодом.
- Чего это ты пришел? Надо что-то? – спрашивает она.
- Просто проведать вас решил, - я заметила, что в присутствии матери Пит становится каким-то нервным, запинается, хотя обычно у него язык прекрасно подвешен. На обратном пути я решаю спросить:
- Я помню, как твоя мама побила тебя, когда ты подпалил для меня хлеб, - неуверенно начинаю я. – Она часто так тебя била или только в тот раз?
Пит хмурится и отвечает не сразу:
- Довольно часто.
- Вот ведьма! – вырывается у меня.
- А тебя никогда не били родители? – слегка удивленно спрашивает Пит.
- Конечно, нет! А отец? Он тоже тебя бил? – продолжаю я допытываться.
- Бывало, но то было действительно за дело. С мамой хуже. По детству братья любили делать мне всякие гадости, за которые мне потом попадало от матери.
От такой несправедливости мне хочется вернуться в пекарню и надавать этой женщине пощечин. Останавливаюсь и судорожно сжимаю кулаки.
- Эй, остынь, - говорит Пит с улыбкой. – Я ее не виню. И это все в прошлом.
- Но я видела сегодня…
- Китнисс, - Пит качает головой. – Это мое дело.
Я вздыхаю, и мы идем дальше.
Вечер снова наполнен горячими поцелуями, и уже не Пит, а я в испуге отстраняюсь, когда он кладет меня на спину на диване в гостиной. От испуга даже не знаю, что сказать, а внизу мучительно бродит желание и безнадежно бьется о стену страха в моей голове. Пит шепчет извинения и снова уходит. Мне противно, что я снова поддалась страху, что не победила его. Ухожу в ванную, чтобы немного сбить это внутреннее замешательство, освежить голову. Но вода не успокаивает. Мне надоело хвататься за рваные куски удовольствия, надоело мучить и себя и Пита. Прошло уже почти восемь месяцев после той брачной ночи, все уже изменилось, и Пит мне сейчас нравится. Ну же, Китнисс, будь смелее.
Я застаю Пита в кровати снова спиной ко мне. Он порывисто дышит и делает вид, что пытается заснуть. Хватит, я хочу это изменить. Ложусь к нему вплотную и прошу повернуться ко мне. Он бурчит, что хочет спать.
- Повернись, мне надо тебе что-то сказать.
Он поворачивается.
-Давай продолжим.
Тянусь к его губам, но Пит отстраняется.
- Нет, не надо. Иначе я всю ночь просижу в ванной, - почти задыхаясь, шепчет он.
- Я хочу, Пит.
Он смотрит на меня слегка ошарашено.
- Но ведь ты оттолкнула меня на диване, - говорит он с недоумением.
- Не важно. Иди ко мне.
- Обещай, что не сбежишь, если я облажаюсь.
Я смеюсь.
- Обещаю, - говорю я и глажу его по щеке.
Пит впивается в мои губы как голодный зверь. Сминает, скручивает, выглаживает мое тело. Ночи бок о бок со мной в одной постели дали о себе знать. Это какая-то бешеная любовная лихорадка, которая только усиливает мой страх.
- Стой, стой, - говорю я запыхавшись. – Давай не будем так спешить.
- Хорошо.
Я трогаю его за плечи и прошу приподняться, чтобы стянуть с него футболку. Пит неуверенно касается моей майки. Секундное колебание, и вот я поднимаю руки, чтобы он раздел меня. Хотя мы сидим в темноте, на меня все-таки накатывает стыд, я скрещиваю руки на груди и прижимаюсь к Питу. С минуту мы просто сидим, обнявшись. Моя грудь трется о его, и это наполняет воздух нашим тяжелым страстным дыханием. Пит со стоном прижимается к моим губам, требовательно приоткрывает их, касается языком. Объятья тут же становятся судорожно крепкими. Бедра Пита слегка двигаются, смакуя близость наших тел, чувствуя меня через ткань. Там, в нескольких миллиметрах от меня, его возбужденный член, причинивший мне в прошлый раз острую боль. Чтобы побороть подступающий страх, тяну Пита за собой на подушки. Он обводит пальцами контуры моей груди и касается сосков губами. Я знаю, что от этого мне будет хорошо, и не отталкиваю его как тогда.
- Давай разденемся полностью, - шепчет Пит в мои губы и с удовольствием смотрит, как я стягиваю шорты. Он тоже обнажается. Мы впервые видим друг друга полностью. Стараюсь заглушить стыд и смущение. Пит помогает мне в этом, приникнув к моим губам. Его рука гуляет по моему телу, опускается все ниже. Разум снова рвется протестовать. Вместо того, чтобы слушать его, провожу рукой по бедру Пита, касаюсь возбужденной твердой плоти.
- Я больше в могу, - шепчет он. – Ты готова?
- Не знаю, наверно.
Пит проводит пальцами меж моих ног.
- Хорошо.
Он тянется к тумбочке и достает презерватив.
- Это защита? – спрашиваю я.
- Да.
После минутной задержки он осторожно раздвигает мои ноги.
- Ты точно хочешь? – спрашивает Пит.
- Да, - дрожащим от страха голосом лепечу я.
- Будет не так больно, обещаю.
- Поцелуй меня.
Пит тянется ко мне и одновременно ищет вход. Я готовлюсь к боли, зажмуриваюсь. Он надавливает и почти сразу попадает внутрь. Боль есть, но слабая и короткая. Я облегченно открываю глаза, Пит смотрит на меня озабоченно.
- Ну как? Продолжаем?
- Да.
Пит начинает медленно двигаться, и тут я понимаю в полной мере, что такое секс. Меня парализует какое-то почти мучительное наслаждение, оно не дает дышать, вырывает сладострастные стоны из моей груди, выгибает тело. Я почти шокирована этим новым странным ощущением, лишающим контроля. Замираю и фокусирую внимание на переливах своих ощущений. Пит, наблюдая за моей реакцией, ускоряется. Хочу его губы, тянусь руками к его лицу. Он меняет позу и почти ложится на меня, чтобы поцеловать. Два удовольствия сразу. Долгий поцелуй, сплетающий наши языки, переходит в долгий стон Пита, замирающего на пике своего наслаждения.
Он ложится рядом, пытается отдышаться. Я тоже.
- Это было совсем не то, что той ночью, - я приятно удивлена.
- Да, это несравненно лучше, чем той ночью, - говорит довольный Пит. – Тебе было хорошо?
- Да. И было странно. И совсем не как тогда. Хотя в ту ночь мне тоже было хорошо… в начале.
- Если хочешь, я могу повторить.
- Нет, я хочу еще сегодняшнего варианта. Ты ведь говорил, что можно несколько раз это делать.
- Можно, - говорит Пит с блаженной улыбкой. – О небо, как же я хотел тебя все эти месяцы.
В ту ночь мне казалось, я открыла для себя все грани секса, но в каждую последующую эта уверенность терпела крах. Я узнала себя другую. Страстную, требовательную, дикую себя. Я боялась сначала быть ею, но Пит умел вызывать ее во мне, он хотел ее, не страшился ее аппетитов. Я примирилась с ее существованием, я стала женщиной.
Весна принесла мне ощущение абсолютного счастья. Капитолий, Игры – все было будто 20 лет назад. Я отдалась этой неге, я наслаждалась каждым мгновением. Прогулки с Питом в лес стали обязательной программой. Теперь он иногда брал с собой этюдник и рисовал прямо в лесу. Когда совсем потеплело, я отвела Пита к озеру. В канун моего дня рождения мы провели незабываемые пять дней в бетонном домике. Все было как во сне. Но как бы мне ни хотелось, каникулы подходили к концу. До Квартальной бойни оставались считанные дни.