— Лиза беременна. Десять-двенадцать недель, — у меня все замерло.
Я не заметила, что чашка стала переполняться и кипяток стал выливаться на стол. Лишь после окрика Семена я перестала лить воду. В голове мыслей не было ни одной. Это было конец всему. Всем надеждам и чаяниям. Я так и знала, что что-то случится. Вот что билось у меня в голове набатом.
— Понятно, — я повернулась к мойке за тряпкой, чтобы вытереть что разлила.
— И это все что ты можешь мне сказать? — хмуро спросил Семен.
— А что я должна? — я повернулась к нему. — Все и так ясно. Ты возвращаешься к ней, поскольку не позволишь чтобы ребенок рос без отца. Я же вернусь в свой городишко. Там мне будет легче зализать раны да и не смогу я работать рядом с тобой, встречаться каждый день…, - я уже видела свое беспросветное будущее. Жизнь в черном свете. Вот что меня ожидало.
— Ты настолько в меня не веришь или не веришь всем мужчинам? Это из-за мамы? — я подозреваю, что ему кто-то рассказал ее историю.
— Почему ты так решил?
— Потому как ты ничего не хочешь делать чтобы бороться за себя.
— Семен, вот только не надо переваливать все с больной головы на здоровую. Я не не хочу бороться, я не хочу вмешиваться в твою жизнь таким образом, чтобы ты считал, что это мои решения и моя воля. Вот и все. Понимаешь, я приму любое твое решение. Для меня важно твое желание. Я тебя люблю и хочу чтобы ты был счастлив. А больше ничего. И это не в коем роде не инфантильность. Я желаю чтобы выбор был твой и только твой.
— Ясно. Так я не договорил. Пока развода не будет. Потому как Лиза отказывается, и по закону мы не можем расторгнуть брак без ее согласия в течение ее беременности и целого года после рождения ее ребенка.
— Вашего ребенка, — поправила я.
— А вот в этом я очень сильно сомневаюсь, как впрочем сомневаюсь в ее беременности. Слишком похожая история. Ты наверное в курсе, — я кивнула. — Так вот. Пока я не могу развестись жить нам придется в грехе. Тебе в том числе. Хочешь ты того или нет, но от тебя я никуда не денусь и не отстану. Просто, на время свадьба отменяется. Можешь чуть пользоваться отсрочкой, но не более того. Учти я ревнив как черт и если вдруг узнаю, что ты где-то и с кем-то… Судьбу Дездемоны помнишь?
Я кивнула, поняв на что он намекает.
— Повторить не повторишь, но вот за возможного кавалера я думаю стоит переживать. Это в качестве предупреждения, чтобы потом не было никаких вопросов ко мне.
Я заподозрила что он каким-то образом узнал о звонках Расула, приглашавшего меня на совершенно невинные, как он сам сказал, встречи: то в кафе, а то просто пройтись погулять по набережной. Я всякий раз отказывалась, ссылаясь на свою загруженность, а в крайний раз, вообще, сказала что у меня есть мужчина. Он же ответил, что готов подождать пока этот мужчина мне надоест, а пока он будет периодически позванивать и напоминать о себе.
— Я поняла тебя, — отпила остывший чай. — Повода не будет. Только не руби сгоряча, не разобравшись. Хорошо?
— Договорились. Предварительно спрошу как его зовут, прежде чем выбью зубы, — пошутил Семен. Вот только я чувствовала, что в этой шутке лишь доля шутки. Не более.
А ночью мы любили друг друга.
От света фонаря в спальне было очень светло, даже не требовалось зажигать дополнительное освещение. Мы только-только приняли совместный душ. От кожи Семена пахло ментолом и чистотой.
Сегодня я осмелилась на исследование его тела не только руками, но и губами. Он так часто дарил мне наслаждение, что я не могла ответить тем же. Почему-то находясь в постели я совершенно не стеснялась своих желаний и при необходимости спрашивала интересующие меня моменты. А удивительным для меня было многое. Семен надо мною не смеялся, а старался ответить как можно точнее. Вот в данный момент я задала вопрос так же чувствительны у него соски, как и у меня. Оказалось, что ему будет крайне приятно, если я поласкаю их языком, что я не преминула сразу же попробовать сделать. Они были значительно меньше по размеру, чем у меня, но поверхность имели не менее нежную и чувствительную. Это стало сразу же ясно стоило только прикоснуться к ним языком. А уж когда я втянула один из сосочков в рот, то с радостью услышала протяжный стон, издаваемый мужчиной.
Я стояла на коленях перед лежащим на спине Семеном и изучала все, что привлекало мое внимание. У мужчины оказалась на редкость чувствительная кожа на шее и он с удовольствием подставлял ее под поцелуи. Его руки шарили по моему телу, вызывая волны возбуждения внутри. В данный момент его рука гладила мою спину, а затем плавно переместилась на ягодицы, выписывая круги. Мне было приятно все что он делал со мной, в чем бы его действия не заключались. Я не считала ничего зазорного в любом проявлении чувственности с его стороны. И ни о каких извращенных вкусах, на которые намекала Лиза, речи не было совершенно. Если мне это доставляло удовольствие, то почему оно должно называться извращением? Я этого не понимала.