Два часа спустя раздались три звонка в дверь. Трифонов оторвался от телевизора, затушил сигарету и, сунув ноги в плюшевые тапки, направился к входной двери. Он научился по звонкам узнавать свою коллегу и подругу Авдееву.
Открыв дверь, Трифонов улыбнулся девушке:
– Заходи.
Они зашагали по длинному коридору. Авдеева знала, что ее друг любит темное пиво, и каждый раз, направляясь к нему, покупала пару бутылок. Войдя в комнату, она поставила пиво на стол.
– Спасибо, Иришка, – сказал Трифонов, поцеловав подругу.
Он достал из шкафа два бокала и наполнил их пенным напитком.
– За тебя, – сказал он.
Молодые люди расположились на диване перед журнальным столиком. Сделав несколько глотков, Трифонов с наслаждением закатил глаза.
– Твой муж всегда уезжает удивительно вовремя, – произнес санитар. – Можешь так ему и передать.
– Послушай, Вадик, что ты думаешь обо всей этой истории? – спросила Авдеева.
– Какой истории?
– Смерть Гуницкого, приход милиционера.
– Что касается Гуницкого… Григорий Борисыч слишком заботился о своем здоровье, такие люди долго не живут. А милиция… Думаю, для них это обычная процедура.
– Этот капитан из Угрозыска спрашивал тебя об ожерелье?
– Нет.
– А меня спросил. Он сказал, что внучка умершей старухи знала об имевшихся у нее драгоценностях.
Трифонов задумался.
– Значит, это были не стекляшки… – Санитар достал сигарету и закурил. – Не понимаю, – произнес он.
– Чего ты не понимаешь? – раздраженно спросила Авдеева.
– Откуда у нее бриллианты.
Вдруг раздались три звонка в дверь.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросила Авдеева.
– Нет.
– Кто же это?
– Наверное, к соседке. К ней часто приходит ее подружка из соседнего дома. Она почти слепая и не может прочитать, сколько раз нужно звонить.
Три звонка повторились.
– Черт возьми! – выругался Трифонов. – Придется открыть.
Санитар встал с дивана.
– А если это к тебе? – спросила Авдеева.
Скрывающие свою связь любовники старались, чтобы никто не видел их вместе. Вторая комната в жилище Трифонова была отделена от первой тонкой перегородкой, туда вела дверь из прессованного картона.
– Посиди на всякий случай там, – сказал санитар.
Авдеева встала с дивана.
– И возьми свой бокал, – добавил Трифонов.
Хозяин комнаты направился в коридор, а его гостья скрылась за перегородкой. Санитар подошел к входной двери.
– Кто там? – спросил он.
– Вадим, это Лукичев, – услышал медик.
– Александр Владимирович? – удивился Трифонов.
– Санитар открыл дверь и увидел перед собой коллегу, шофера машины «скорой помощи».
– Извини, что без звонка, – сказал Лукичев. – Ты один?
– Да, один. Что-то случилось?
– Надо поговорить, – сухо сказал водитель. – Это срочно.
– Поговорить, конечно, можно, – ответил Трифонов, – но мне через полчаса нужно выходить. Приглашен на вечеринку к родственникам.
– Это ненадолго.
Санитар знал, что спорить с шофером бесполезно.
– Ну хорошо, – сказал он, – проходите.
Лукичев шагнул в квартиру. Миновав коридор, гость и хозяин вошли в комнату. Водитель осмотрелся. На журнальном столике стояли две бутылки, одна из которых была полупустой. В пепельнице лежало несколько окурков. В бокале темнело пиво.
– Отдыхаешь, – произнес Лукичев.
Трифонов улыбнулся:
– Вы же знаете, я люблю темное…
– Плесни мне немножко, – сказал водитель.
Медик открыл вторую бутылку и, достав чистый бокал, наполнил и протянул его гостю.
– Помянем Григория, – сказал Лукичев.
Собеседники сделали несколько глотков.
– Холостяцкое жилье, – произнес Лукичев, обводя взглядом комнату.
Трифонов пожал плечами:
– Семьей не успел обзавестись.
– Но уже решил подготовить материальную базу? – обратился к нему водитель.
Хозяин холостяцкого жилья поставил стакан на столик.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – холодно ответил Лукичев.
Трифонов закурил.
– Послушайте, Александр Владимирович, – сказал санитар, – я давно заметил, что, когда вы выпьете, вас здорово заносит. Скажу как врач, на сегодня вам достаточно.
– Кроме твоего пива, я ничего не пил, – процедил сквозь зубы водитель.
Трифонов вздохнул.
– Что вам нужно? – спросил он.
– Мне нужно, чтобы ты ответил мне на один вопрос, – произнес Лукичев.
– Если он действительно один, то задавайте его скорее.
Шофер посмотрел в глаза медику.
– Где ожерелье? – спросил он.
Услышав слова Лукичева, Трифонов едва не подавился пивом.
– Не понял… – произнес санитар.
– Где ожерелье? – медленно повторил водитель.
– Да вы что, уважаемый, спятили?
– Нет, дорогой Вадик, я не спятил. Я сразу заподозрил, что ты снюхаешься с Григорием, чтобы бортануть меня. А когда я увидел, как вы шепчетесь в курилке, то понял все.
– Когда я шептался с Григорием? – не понял Трофимов.
– В тот день, когда я с ним разделался, – сухо произнес Лукичев.
Сжимающая бокал рука санитара замерла в воздухе.
– Что? – прошептал он.
– Да, щенок! – взорвался Лукичев. – Это я подменил ему шприц, когда понял, что вы задумали обтяпать дельце без меня!
– Какое дельце?! – закричал в ответ Трифонов.
– Вы с Гришей договорились оставить ценности себе. Он специально сказал, что отнесет их знакомому ювелиру, чтобы потом заявить, что это стекляшки. Но меня на мякине не проведешь! Единственно, чего я не предусмотрел, что он успеет передать ожерелье тебе. Я, дурак, думал, оно так и лежит у него в саквояже.
Трифонов с ужасом посмотрел на Лукичева.
– Поверить не могу, – сказал санитар. – Вы убили Гуницкого…
– Послушай, Вадик, – произнес водитель, – давай поговорим спокойно.
Голос Лукичева вдруг зазвучал тихо и вкрадчиво.
– Мне с вами не о чем говорить! – отреагировал Трифонов.
– Успокойся. Выслушай меня. Григорий мертв, его не вернуть. Теперь тебе ничего не остается делать, кроме как действовать сообща.со мной. Давай продадим брюлики и честно поделим бабки.
Санитар с горечью посмотрел на шофера и покачал головой.
– А теперь вы меня послушайте, – сказал он. – Я ни о чем не договаривался с Гуницким! Ожерелье как было, так и осталось у него в саквояже!
– Нет, Вадик, я перерыл вверх дном его саквояж, – возразил Лукичев. – Там ничего не было.
– Значит, он его вынул оттуда!
– Чтобы отдать тебе? – С этими словами шофер встал. – Вот что, Вадик, – сказал он, – последний раз предлагаю тебе решить дело миром.
– А я последний раз отвечаю вам, что не знаю, где эта чертова побрякушка!
– Врешь, скотина! – закричал Лукичев.
Он бросился на сидящего на диване Трифонова и начал его душить.
Находящаяся в соседней комнате Ирина Авдеева все видела и слышала. Когда девушка поняла, что хозяин и гость затеяли драку, внутри ее все похолодело, от страха она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Между тем за стеной началось жестокое единоборство. Лукичев, словно клещами, вцепился в горло Трифонова и стал сжимать костлявые острые пальцы. Хрипя, санитар пытался вырваться из рук противника. Наконец молодость взяла свое. Ему удалось разжать руки водителя, а затем ногой оттолкнуть его в противоположный конец комнаты. Сухое тело шофера с грохотом ударилось о шкаф с посудой. Разбитое вдребезги стекло посыпалось на пол.
Трифонов вскочил с дивана и нанес сокрушительный удар в челюсть Лукичева.
– Получи, папаша! – сказал он.
Однако водитель устоял на ногах и, в свою очередь, нанес медику чувствительный удар в поясницу.
– Сволочь! – произнес он.
– От сволочи слышу, – ответил Трифонов.
Сказав это, санитар схватил со стола пустую бутылку и, ударив ею о край стола, сделал «розочку».
– Ну держись, папаша! – крикнул медик и рассек орудием воздух в считанных сантиметрах от груди шофера.
Лукичев, однако, оказался не по возрасту гибок и изворотлив. Началось преследование гостя хозяином вокруг круглого стола. В тот момент, когда Трофимов уже почти настиг Лукичева и занес руку с «розочкой», чтобы нанести удар, случилось невероятное. Водитель, как кошка, прыгнул в сторону и оказался возле стены, за которой находилась Авдеева. На стене, на высоте полутора метров от пола, висела доставшаяся Трифонову в подарок от деда шашка времен войны. Оружие было изготовлено из нержавеющей стали и хорошо сохранилось.