Они находились в квадратном и низком туннеле, совершенно черном от покрывавшего его перегноя, с потолка свисали длинные пряди грязи, пол пружинил, было душно и тепло, воняло, как в канализационном отстойнике. – Что-то я не вижу здесь грибов, - сказал он. Дед направил луч фонаря на стену, по которой змеилась сероватая плесень, ухмыльнулся, - Вот это и есть гриб. Он микроскопичен. Грибное тело можно увидеть только в увеличительное стекло. – Сейчас мы вдыхаем споры? – В очень незначительном количестве. Какая-то их часть присутствует в воздухе постоянно, но сейчас не время. Я бываю здесь уже пять лет, раз по пять в неделю и ничего со мной не случилось. – Вы не стали экстрасенсом? – Не стал. Гриб действует избирательно. Из пятерых пацанов, спустившихся сюда первоначально, экстрасенсами стали только двое, еще с двоими ничего не произошло. – А что стало с пятым? – Он спит. – Как спит? Летаргическим сном? – Не совсем. Каждые сутки он просыпается на пару часов. Справляет естественные надобности, есть, что дают, гуляет. И ничего не говорит, только улыбается. Потом снова засыпает. Выглядит здоровым. В таком состоянии он уже восемь лет. – Так какие, черт возьми, основания болтать о новой культуре? И вообще, связывать все это с действием гриба? – Дед изучающее посмотрел ему в лицо, он, казалось, ничуть не удивился и не обиделся на резкость, - Я изложил вам только те факты, в которые вы можете вложить свои персты. Пацаны излазили лабиринт вдоль и поперек, они даже жили здесь, и за одиннадцать лет существования колонии таких преображений было множество, десятки. Они же пытались жрать мицелий и грибное тело – с голодухи, теперь уже не жрут, боятся. Когда я поселился здесь, пять лет назад, большинство из них уже понимало, что это – игра в русскую рулетку и даже спускаться сюда не для всех безопасно. Человек может получить что-то, но никогда не знает – что и как пользоваться полученным, он даже не знает, получил ли, до тех пор, пока оно не начнет проявляться, а в сроках нет никакой закономерности. Здесь были случаи, когда люди исчезали бесследно, просто растворялись в воздухе – через три-четыре месяца после посещения лабиринта. – Это все напоминает племенные легенды. – Знаю. И не стану говорить вам, что видел это своими глазами, потому, что вы все равно не поверите. Но я могу показать вам девушку, которая проходит три километра в любом направлении, например, по свалке и всегда находит деньги, ювелирное изделие или ценную вещь – даже если она под метровым слоем земли. И я могу показать вам несчастного ребенка, у которого заросли глаза. – Как заросли? – Так. Исчезли за одну ночь. Он лег спать однажды, а проснулся без глаз. Там, где положено быть глазным впадинам, у него совершенно гладкое место, заполненное мышечной тканью. – Вы для этого привели меня сюда? Посмотреть, а не зарастут ли у меня глаза? А ведь я, пожалуй, сверну вам сейчас голову. – Не сможете. – Почему это? – Потому, что ваши ноги приросли к полу. – Он посмотрел вниз и увидел, что его ноги пустили корни, или это корни, проросшие из перегноя, спутали его ноги. Он закрыл глаза, чтобы не быть ослепленным вспышкой собственной ярости, потом открыл их, чтобы увидеть мертвое тело Деда у своих ног.
Но никакого Деда в подземелье не было.
Глава 12
Он долго смотрел в темную и блестящую стенку, прежде чем понял, что видит свое лицо, отраженным в экране компьютера, и шевельнулся в кресле.
В комнату вошел ухмыляющийся Дед с двумя кружками кофе в руках, - Поздравляю с прибытием. Надеюсь, вас не очень утомило путешествие?
Он попытался что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука. – Не напрягайтесь, - Дед предостерегающе поднял ладонь, - Эта немота быстро пройдет. Молчите, пейте кофе и слушайте, - он сел в кресло напротив, - Будучи скептиком, также, как и вы, я знал, что никакой обмен между нами невозможен, пока вы не вложите пальцы в раны Христа, чтобы убедиться если не в существовании Христа, то хотя бы ран, - он ухмыльнулся, - Но мне не хотелось, чтобы эти раны были моими. Из того, что вы нашли нужным сообщить мне о себе, и до чего мне удалось дойти самостоятельно, я сделал вывод, что прямое общение с вами может быть небезопасным, и решил сделать его, так сказать, виртуальным, создать буферную зону для контакта. – Значит, - он сумел, наконец, разлепить губы, - Не было никакого подземелья? – Подземелье есть и оно именно такое, каким вы его видели, но вас там не было. Я показал и рассказал вам все, что хотел, вы получили наглядный урок силы – теперь у нас есть пространство, в котором можно двигаться, и я приглашаю вас на танец. – Чтобы заманить в очередную ловушку? Вы утверждали, что гриб не оказывает на вас никакого действия – и вдруг оказывается, что вы способны давать уроки силы. Какой еще урок вы намерены мне дать, пока я, в свою очередь, не проучу вас? – Гриб не действует на меня! – Дед приподнялся в кресле, - Это я на него действую! Он – живое существо и каким-то своим образом мыслящее. Он – не химическое вещество, которое действует одинаково на весь класс существ, принадлежащих к одному классу, как псилоцибин, морфий или кофеин, - Дед снова обрушился в кресло и сжал пальцами подлокотники, - Он действует на кого хочет, как хочет и когда хочет – у него есть воля, цель и план. Возможно, он – инопланетянин, и это звучит не так уж по-идиотски, поскольку никто не знает, откуда взялся на Земле код ДНК, программирующий все живое уже три миллиарда лет. Возможно, он – мутант, запрограммированный этим кодом три миллиарда лет назад, чтобы проявиться при благоприятных обстоятельствах здесь, - Дед ударил пяткой в пол, - В этой ядовитой грязи. Но независимо от того, новорожденный он или новоприбывший – он беспомощен перед оружием человеческой злобы, коварства и ума, которые совершенствовались три миллиарда лет в ядовитой грязи этой богоспасаемой планеты. Поэтому, я держу его в клетке, я ломаю его волю, его цели и его планы, ради собственной выгоды. Он – живой и мыслящий. А все живое и мыслящее можно принудить к чему угодно, надо только знать способ. Я нашел способ. Я заставил его работать на себя. Теперь я насилую его в его клетке и выдавливаю из него его силу, не зная, что она из себя представляет, но – сколько хочу и когда хочу. – Я тоже хочу. Вы позволите мне трахнуть его разок, Док? – Дед расхохотался, - Вот вы уже и сделали первое па, теперь мы можем всласть покружиться в вихре вальса.