Чувствуя, как от пережитого дрожат колени, я уже хотел было рвануть домой, как услышал визгливый голосок пигалицы:
- Эй! Эй! Тебя тоже отпустили?..
Похоже, девчонка гналась за мной от самого здания Арены: запыхавшаяся, красная то ли от нервов, то ли от стыда, что втянула меня в драку. Никс таращилась большими глазенками и то открывала, то закрывала рот, будто не решаясь что-то сказать.
- Ты очень наблюдательна, - съязвил я. - Все, исчезни.
- Подожди... Подожди... ты... Спасибо, - задыхаясь через слово, выдавила пигалица, делая нерешительный шаг мне навстречу. В глазах Никс уже блестели слезы, а губы подрагивали. Похоже, извинения дались ей тяжелее, чем самоубийственная вылазка на Арену. - Просто я должна была это сделать... должна была отомстить...
- Извини, что помешал, - зло буркнул я и, больше не смотря на пигалицу, быстрыми шагами направился домой.
Да только отделаться от девчонки оказалось не так просто. Проявив чудеса упрямства, она снова догнала меня и засеменила рядом, продолжая бормотать без умолку. Только смысла в словах было мало, больше походило на то, что пигалица ведет диалог сама с собой:
- Ты не понимаешь, я должна была отомстить. Это был мой папа... Он... Ты не понимаешь. Он был... То есть я обещала ему заботиться о брате, если его не станет... Но отомстить - это...
- Замечательно ты бы позаботилась о брате, сдохнув на Арене, - не выдержав, перебил я и остановился. Мрачно посмотрев на пигалицу, оторопевшую от моего ответа, я, не скрывая раздражения, сказал: - Мне плевать, что ты должна или не должна. В друзья мне не набивайся. Хочешь отблагодарить, что я тебя вытащил? Тогда исчезни. Глупая девчонка. Совсем мозгов нет, тьфу!
Оставив остолбеневшую пигалицу позади, я наконец в одиночестве потопал к дому. Дому, где меня, конечно, никто не ждал.
11. Скользкая дорожка
Дрожь не отпускала до утра. Впрочем, когда потолочные лампы вспыхнули, освещая Свалку, легче не стало. Мне все еще хотелось метаться по гаражу, в который меня отволокли, как загнанному зверю - может, это было частью привыкания, а может, по еще работающему мозгу било осознание произошедшего. Чтобы организм перестроился раз и навсегда, нужно было три дозы. Это знал и младенец. Потому бесплатно ты всегда мог получить три пакетика и издевательское пожелание удачи от головореза с прогнившими зубами.
Но никто не говорил, что мир меняется уже после первой горькой затяжки. Никто не мог передать, какое гребаное, всепоглощающее спокойствие охватывает, когда серый порошок проникает в легкие. Нет, ты соображаешь. Соображаешь, как никогда трезво, но... тебе больше не хреново. Тебе спокойно и хорошо. И пусть хоть Верхний город обвалится тебе на макушку, ты лишь усмехнешься. Это не страшно. Все не страшно, пока дым не выветрится.
Ужас приходит потом, когда ловишь себя на невольной мыслишке: "Хей, а может, идиоты, садящиеся на трубки не такие уж и тупые. Может, они не тупые, а просто счастливые". Теперь мне хотелось выкорчевать эту мысль из башки при помощи металлического штыря, но я уже не мог.
Наверное, эта первая стадия - психологическая ломка. От отвращения к самому себе желудок сжимал спазм, и хотелось блевать, но вместо этого я наматывал круги по помещению.
Таким меня и застал Бочонок, когда открыл дверь. Головорез теперь пялился по-другому: с любопытством и толикой раздражения. Похоже, его удивляло, что мой труп до сих пор не плавает в сточных водах у доков. Хотя против личного приказа одного из братьев Суорэ он бы никогда не пошел. Никто бы не пошел.
- Ты сорвал куш, парнишка, - криво усмехнулся Бочонок. - Не просри его. Поднимай задницу - тебе пора на охрану. Пожрешь уже на месте.
То ли от порошка, то ли от перемолотых таблеток, которые добавили мне в воду, но вчерашние раны не саднили. Неприятно, когда ткань цеплялась за порезы, но не более того. Так что идти было просто. Тяжелее - думать, что делать дальше. Впрочем, рассуждая здраво, вариантов особых не было.
Бочонок притащил меня в один из цехов, в закрытой части Свалки: здесь под рокот турбин очищались стоки и подземные воды. Обмотанные в десятки слоев полиэтиленовой пленкой большие бидоны гудели от напряжения, а по припаянным к ним трубам с грохотом протекала вода. Отсюда, по подземному трубопроводу, поступала жидкость в перерабатывающие баки по всей Свалке, чтобы любой житель, закинувший хлам, мог получить заслуженную пару бутылей и не сдохнуть от жажды.
Меня подвели к пареньку - тому самому, мелкому, дежурившему у входа в Арену. Только теперь он не клевал носом, а с гордым видом прохаживался между баками. Стоило нам появиться, как он вытянулся по струнке и показал пистолет.