— Ну, хорошо! — крикнул он. — Я скажу, только заткнитесь!
Через некоторое время шум затих.
— Это ржачка! Это просто умора! Эти засранцы трясутся от страха, что наша Говнюха рванет, так? А? Так? А знаете, почему они так этого боятся? Да просто потому, что если она рванет, она засрет весь этот проклятый Пояс Астероидов! Все их стерильные, антисептические, дезинфицированные мирки! Каждый махонький астероид! Их всех завалит грудами ВОНЮЧИХ ПОМОЕВ!!!
Он стоял, пошатываясь, осклабившись в скабрезной улыбке. Слушатели орали и бурно аплодировали. Самогон лился в распахнутые глотки.
Оливер спокойно сидел в углу. Поначалу он боялся, что Гейлорд раскочегарит толпу до того, что она пойдет линчевать пришельцев. Но в этом не было смысла. Люди собрались не для смертоубийства, а просто отдохнуть — и Гейлорд это отлично знал. И вместо серьезного разговора он дал им разрядку: сначала слегка застращал их грядущими катастрофами, а потом раззадорил насмешкой над пришельцами — и вот все облегченно хохочут, готовые к новым развлечениям.
Об эвакуации с астероида он даже не упомянул.
— Эй, ну ладно, хватит! — прорезался сквозь гам голос Гейлорда. — Давайте начинать гулянку. Закатим гудеж, а? Тряхнем эту мусорную кучу, чтобы она развалилась раньше срока и дала жизни обалдуям, которые прилетят сюда склеивать куски!
Все поднялись и двинулись к выходу. В зале царил хаос. Надравшиеся копранцы шатались, толкали друг друга, истерически хохоча. Липнущие потные тела оттеснили Оливера обратно в угол. Но еще до того, как первый из них добрался до выхода, в дверь ворвались двое. Это были Джульетта и Норман, дети Гейлорда. Норман протолкался сквозь толпу и вскочил на возвышение рядом с отцом.
Изумленный Гейлорд повернулся к сыну. Других выступлений в программе не значилось, и Гейлорд не понимал, что это еще за новости. Так и не раскрыв рта, он слушал, как Норман призывает всех к тишине:
— Эй, заткнитесь! Мне нужно вам кое–что сказать!
Люди нехотя остановились. Гам пошел на спад.
Джульетта стояла недалеко от Оливера, как раз в дверях. Она нервно кусала губы, слезы размыли грязь на ее щеках. Оливер протолкался к ней.
— Что случилось? — спросил он.
— Это… кошмар! — заплакала она. — Какой ужас! Мало нам было неприятностей…
Зал уже утихомирился, и все нетерпеливо ждали, что же скажет Норман Гейлорд, который стоял на краю возвышения, хилый и невзрачный, особенно в сравнении с отцом, который все еще озадаченно топтался рядом.
— Не хотелось бы, чтобы из–за меня задерживалась сегодняшняя гулянка, — сказал Норман и нервно улыбнулся, — но мы — я и Джульетта — сейчас прямо из отцовского дома. Случилось такое, что… В общем, об этом должны узнать все.
Голос у него был слабый и высокий — не то, что гортанный рык Гейлорда. Он замолчал и вытер лоб дрожащей рукой.
— Это касается отцовского скарба. Вы все знаете, что он хранится в подвале, под старой космодромной вышкой. Там все, что собрал он сам, и что собрали его отец и его дед. Короче, когда мы пришли домой, то увидели, что дверь открыта. Ее взломали! Мы пошли внутрь, зашли в подвал… Там было пусто! Украли весь скарб, все до последней шестеренки!
Наступила оглушительная тишина. Событие было вопиющим. Мелкие кражи случались нередко, но спереть весь скарб у старосты …
Гейлорд в ярости взревел, бросился к Норману, схватил его за худые плечи и принялся мотать из стороны в сторону.
— Неправда! — орал он. — Скажи, что это неправда! Не может быть, не может быть, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!
Норман болтался в его лапах, как тряпичная кукла.
Гейлорд отпустил сына и, шатаясь, поплелся по трибуне, оглушенный горем и пьяный до изумления.
— Не верю я… Никто здесь не мог такого сделать… Это все инопланетянцы… Или бродяги с барханов — набег, а мы, как дураки…
Бормоча что–то совсем уж невнятное, он доплелся до края сцены, запнулся и рухнул в зал, с треском ломая стулья. Ему помогли подняться и усадили. Он уронил голову на руки и застыл.
Публика, не привыкшая к подобным новостям, смущенно переговаривалась. Это все никуда не годилось — такие новости, да в праздничный вечер, когда надо забыть обо всем и веселиться.
— Зачем было выносить это на люди? — спросил Оливер у Джульетты.
— Это… потому что это касается всех. Потому что отец без скарба — никто, — она шмыгнула носом и вытерла покрасневшие глаза. — Его скарб — это часть его самого, по скарбу видно, что он за человек, чего он стоит. А теперь все исчезло… — она опять начала хлюпать.